- Не отсохнет! Ты сам отсохнешь! – крикнул Данила и кинулся на обидчика. Пока драчуны катались по полу, другие мальчишки отошли в сторону, чтобы не оказаться замешанными в этой истории.
В тот вечер Лина Павловна просто вынуждена была вернуться на работу и караулить нарушителей возле их кроватей до самого утра. До директорши эта информация тоже дошла, расцарапанное лицо Гришки и распухший нос Данилы уже с раннего утра стали достопримечательностью её кабинета.
- Я гляжу, вы без чулана просто жить не можете, ребятки, - строго выговаривала она. – Вдвоём я вас туда, конечно же, не посажу, так что, Зуев – до обеда, а Иванов – после. О боже, как вы мне оба надоели, кто бы знал. Подождите, я всё-таки займусь вами всерьёз.
Данила сидел и ждал, когда наступит обед, чтобы отправиться в чулан, но его так туда и не отвели. Оказывается, пока он просиживал в спальне, Лина Павловна отчитывалась за происшествие перед директоршей. Воспитательница знала, что именно она станет последней инстанцией в этой истории, единственным свидетелем, имеющим хоть какое-то значение. Показания малолетних, которые были рядом и видели всё своими глазами, никого не интересовали.
- Ну что ж, Лина Павловна, раз уж вы выбрали позицию защиты, а не нейтральную, которой я от вас ждала, так тому и быть. Переводим Зуева в другую группу, но учтите одно. Если эти двое снова сцепятся, не важно, где – на прогулке, в туалете или в коридоре, я не посмотрю на ваше мнение. Даже если виноват Зуев, как вы говорите, я не смогу его изолировать в шкафу с бельём или переводить в другие группы вечно. Вы поймите, есть и другой выход из положения, хоть он и покажется слишком кардинальным. Как говорится, если есть соринка в глазу, мы её извлекаем.
- Клара Валерьевна, вы же не хотите сказать…
- Да, именно это я и хочу сказать. У нас и так непонятно что творится, того и гляди, проверка нагрянет, а тут ещё и с пятилетними драчунами справиться не можем. Скоро не мы будем переводить в пятнадцатый детский дом неподдающихся детей, а они к нам своих. Мне до пенсии осталось совсем немного, я не хочу позора, нависшего над моей головой на старость лет.
Сколько времени нужно мальчишке, чтобы забыть все свои горести и погрузиться в эту бурную жизнь, кипящую в детском доме? Кому-то хватило бы пары часов, а то и меньше, а более впечатлительному потребовалось бы выспаться, а утром совсем не вспомнить о вчерашнем. Тем более, что можно вспомнить такого из прожитого дня, если каждый из этих дней похож друг на друга, как две капли воды? Разве что, иногда кто-то из воспитанников получал рубашку взамен его истрёпанной, и она немного отличалась по цвету от предыдущей. Конечно, те моменты, когда детям удавалось нашкодить, вспоминались целую неделю, но и они потом забывались. Особенно удачной шуткой была та, с резиновыми сапогами, когда перед самой прогулкой чьи-то сапоги спрятали в спальне под подушкой. Было это ещё в конце апреля, все уже давно забыли про тот случай, но Даниле он запомнился надолго. Когда все дети ушли на прогулку запускать в лужах бумажные корабли, одному из мальчишек, хозяину пропавшей обуви, пришлось остаться в группе и краснеть перед сторожихой, несомненно обвинявшей в утере именно его. Поиски продолжались целый день, однако завершились они внезапно, когда все отправились спать. Данила вытащил из-под подушки злосчастные сапоги и встал с ними, как вкопанный. Хозяин обуви вдруг разрыдался и побежал к ночной няньке жаловаться на бессовестного воришку. Десятки удивлённых глаз смотрели на Данилу, кто-то оценивающе, кто-то с восторгом или осуждением. Только Гришкин взгляд из дальнего угла спальни выражал усмешку. Данила смог сдержаться тогда, чтобы не кинуться на подлеца, тем более, наказания уже и так не избежать.
Утром, когда Лина Павловна поедала Данилу глазами перед походом в директорский кабинет, мальчишка и сам не находил себе места. Слабые попытки оправдаться не привели к желаемому результату, да ещё и странное поведение воспитательницы, которая даже не стала его ругать, совсем его доконали. Он повесил голову и густо покраснел, что тут же было принято за признание вины.
В столовую всех построили парами, но Даниле пришлось идти одному в самом конце группы. Двадцать девять мальчишек и девчонок из двух групп строились в одном коридоре, чтобы идти на завтрак, обед или ужин. Саша с Данилой всегда ждали этого момента, ведь тогда они снова держались за руки. Мальчики и девочки воспитывались порознь, таково было желание Клары Валерьевны, и этого она добивалась в комитете, правда, это не распространялось на младшие группы. Но свято веря, что именно её устами глаголет истина, она считала любые свои действия правильными и требующими уважения. Однако даже веря в свою прозорливость и безграничный опыт в воспитании малолеток, она опасалась проверок и ждала того часа, когда всё всплывёт наружу. Может быть именно поэтому походы в столовую и игры на свежем воздухе всё же были смешанными, как и положено.