Глава 4
Гришка получил своё, Данила в этом не сомневался. Кровь на руках, причём, не из его собственного носа, в этот раз его нисколько не удивила. Она была такая же красная и противная, как и любая другая кровь. Пока два воспитателя охали и стонали над бесчувственным Гришкой, сторожиха волокла Даньку за шиворот внутрь здания, причитая только одно: «О, боженьки мой, что творится! О, боженьки!»
Кофта снова сдавила горло, но он не обращал на это никакого внимания. Он выполнил то, что откроет ему дверь в чулан, теперь его закроют надолго, может быть, даже на несколько дней. Это всё, что ему сейчас было нужно, а потом – бежать. Лучше уж умереть без еды, чем приносить Толяну и его дружкам бычки. Нет, он не такой, как этот Гришка, ведь если всю жизнь собирать для кого-то бычки, то никто и никогда не возьмёт такого в шайку, пусть даже небольшую. Как же после такого можно существовать, пиши – пропало.
Прошло лишь несколько минут после этого происшествия, но каким-то образом весь детский дом уже знал о случившемся. Тёмные коридоры, в которые с трудом пробивался дневной свет, просто гудели от голосов, возбуждённо обсуждающих потрясающую новость. «Убил! Да нет, покалечил! Да убил, тебе говорят, ты только посмотри, он весь в кровище!»
Из дверей высовывались головы, которые исчезали по мере приближения сторожихи со своей ношей, и появлялись вновь, как только та проходила мимо. Даже Толян со своими дружками, так и торчавшие до сих пор в туалете, выскочили оттуда, чтобы своими глазами всё увидеть. Их даже не смущало, что главный враг, постоянно гоняющий их своей колючей метлой и уничтожающий драгоценные окурки, а именно ворчливая сторожиха, прекрасно их видит сейчас.
Возле кабинета директорши никого не было, но дверь уже была распахнута настежь. Клара Валерьевна стояла возле открытой форточки и прислушивалась к звукам сирены скорой помощи, которые стали различимы задолго до появления самой кареты. Тяжело дыша, сторожиха встала в дверном проёме, одной рукой держа Данилу за шиворот, а в другой сжимая черенок метлы, с которой никогда не расставалась. Дети постарше иногда подшучивали над ней, когда она всё же вынуждена была оставлять своё орудие прислонённым в углу на крылечке. Часто по утрам можно было слышать, как возмущённая сторожиха снимала с метлы то ленточки, сплетённые в косу, то нарисованные на бумаге рот, нос и глаза, а иногда и белую бороду из ваты, как у Деда Мороза.
- Посади его, Кузьминична, - хриплым, почти отрешённым голосом произнесла директорша. – Постой в коридоре.
Клара Валерьевна продолжала смотреть в окно, за которым уже не было детей, только несколько воспитателей, столяр и два санитара в белых халатах ходили вокруг Гришки, будто не зная, как к нему подступиться. Тот уже пришёл в себя и орал во всё горло, отмахиваясь от рук, пытающихся прикоснуться к его голове. Наконец, его положили на носилки и водрузили в машину, а дикие крики продолжали доноситься и оттуда, пока не захлопнулись задние створки дверей с красным крестом. Снова заработала сирена, распугавшая даже любопытных ворон, глазеющих на синий мелькающий фонарь.
Когда карета скорой скрылась за кустами, остов, одетый в чёрное платье, повернулся в сторону Данилы и произнёс несколько незнакомых ему слов. Он ещё не знал тогда, что это приговор, пусть даже не имеющий пока никаких очертаний, кроме сморщенной более обычного кожи вокруг губ директорши.
- Моя непоколебимость имеет предел. Я расквитаюсь с этой дерзостью, безответственностью и бесцеремонностью. Мне больше не нужны ничьи объяснения, ты получишь свою путёвку в жизнь, но как ты по ней пойдёшь, я уже не узнаю. Считай, что ты досрочно сдал экзамен в этом заведении, тут тебе будет не интересно. Кузьминична!
Клара Валерьевна снова отвернулась к окну и захлопнула форточку. Когда вошла сторожиха, директорша кинула на неё злобный взгляд через плечо, будто укоряя ту за отсутствие орудия пыток в её руках.
- Уведи его в группу, хотя, нет. Отведи его пока в чулан, мне нужно кое-что решить. У меня нет лишних людей, чтобы караулить его.
Данила был рад, что его всё-таки посадили в чулан, а не заставили снова сидеть в спальне на кровати. Аккуратно заправленные, они иногда наводили ужас, выстроившись в четыре ряда тёмно-синих дужек, закрашенных несколькими слоями краски. В окружении этих железных мертвецов Даниле совершенно ничего не хотелось делать, даже раскидать постель Гришки по разным углам. Эти немые скрипучие свидетели будто заранее знали обо всех намерениях дрянных мальчишек, поэтому лишали их движения своим молчаливым упрёком. Кто-то рассказал детям о необходимом уважении к этим кроватям, как пережившим детей, которые спали на них ещё во времена фашистской блокады, но сторожиха быстро развеяла этот миф, пригрозив умникам своей колючей метлой. Одного из провокаторов она даже приволокла за ухо к кровати и указала на металлическое клеймо. На нём расписными цифрами красовалось «1969», но это нисколько не повлияло на мнение детей, которым так и продолжало казаться, что кровати иногда сами двигаются к тем местам, где стояли в войну.