В тот день куклу попросили поиграть, она побывала в руках многих девочек, перекочевала в группу постарше, а потом исчезла. Поговаривали, что одна из воспитательниц старших групп припрятала игрушку, а потом и вовсе унесла домой, чтобы подарить своей дочери.
Данилу никогда не отводили в такую комнату. Строгий взгляд Клары Валерьевны, когда она оценивающе осматривала каждого мальчика в группе, даже не задерживался на Даниле. Его постоянно расцарапанное лицо, разбитые коленки или распухший нос вряд ли смогли бы способствовать созданию умиротворяющей атмосферы в рядах зрителей. К тому же, он не поддерживал общих игр с другими мальчиками, но даже если это случалось, то он всегда выходил победителем, превращая любую игру в бой. Часто именно в день, когда ожидали посетителей «с той стороны», Данила сидел в чулане, где чувствовал себя намного лучше, чем где бы то ни было.
Беспокойство не подвело мальчишку, когда Сашу забрали в ту комнату, но без других девочек, а его самого с распухшим после недавней стычки носом отвели в чулан с бельём.
Мы с вами уже давно догадались, что Сашу кто-то решил забрать. Эта кукла, красивое платьице сами за себя сказали, что чей-то выбор уже сделан. Однако кто этот таинственный человек, нам пока не известно. Давайте мы с вами вернёмся на несколько недель назад и снова заглянем в кабинет строгой Клары Валерьевны, но в этот раз там не будет печенья и молока.
Глава 2
Весенние искры за оконным стеклом, переливаясь в каплях, растущих на карнизе и отрывающихся без сожаления, летели в лужу под окном. Там они загорались новыми оттенками, отражая синее-синее небо, дразня местных воробьёв, возбуждённо бьющих крыльями по луже и о чём-то спорящих друг с другом. Жизнь за окном пробуждалась, она журчала ручьями, стучала каплями по стёклам, требуя от каждого сменить грусть на радость, тень в глазах на блеск. Но для хозяйки этого кабинета было совершенно безразлично то, что происходило за окнами. Свеженаложенный слой пудры ещё не успел отвалиться возле губ, когда она подошла к окну и со скрипом захлопнула рассохшуюся форточку, полностью отгородившись от весенней суматохи за окном.
- Итак, ваше желание мне понятно, иначе, зачем же вы пришли в это заведение? Сюда приходят очень редко по какому-то другому поводу, разве что волонтёры, обманщики да нерадивые мамаши, которые на старость лет пытаются вымаливать за грехи, - монотонно высказывала посетительнице Клара Валерьевна. – С первого взгляда не скажешь, что вы одна из этих, околачивающихся тут иногда, заглядывающих в окна.
- Нет, что вы, что вы… Я бы никогда… - тихо оправдывалась Марина, зажатая, словно в тисках, между дверью и этой грозной женщиной, вызывающей дрожь.
- Вы же прекрасно знаете, как это заведено у нас, не я этот закон создавала. Целое госучреждение этим занимается, - продолжала свою тираду директор.
- В интересах усыновляемого или удочеряемой, то есть, у ребёнка должны создаться все условия, чтобы он не был отнят у новой семьи и не водворён обратно в учреждение.
- Да, я понимаю…
- Не перебивайте, пожалуйста! Я не закончила, но раз вы торопитесь, то я перейду к самому главному. Мало того, что вы несколько раз видели эту девочку, даже если и она сможет вас узнать среди всех остальных. Даже если я чисто гипотетически сейчас поверю, что она уже души в вас не чает, это нисколько не изменит ситуацию.
Марина притихла на стуле и разглядывала носы своих белых резиновых сапожек. Она уже давно забыла, что хотела предоставить в качестве весомого аргумента в свою пользу. Неужели желания взять сироту и отдать ей всю свою любовь и нежность уже так мало? Как можно ставить на одну полку чёрствые буквы законов и одиночество, распирающее грудь и мешающее свободно дышать? Хотя, и тому и другому самое место именно там.
- Вы не замужем, а значит, ребёнок рискует попасть в неполноценную семью. Я не могу утверждать, что органы опеки и попечительства непреклонны в своих принципах, но одним из главных аргументов, на которые они делают упор – это полная семья.
- Но ведь я медик, а это может служить некоторым смягчающим обстоятельством, - попыталась хоть как-то сопротивляться Марина напору строгой женщины.