— Ты должен отпустить это, — ее голос звучал более твердо, чем во все последние месяцы. — Иначе оно пожрет тебя изнутри.
Он грузно шагал вверх по ступеням крыльца. Я заморгала, пытаясь смахнуть слезы. Нечего больше вспоминать! Потом я вернулась в палату вместе с папой, принесшим ужин, а вскоре после этого мама умерла. Довольно! Нечего больше терзаться воспоминаниями!
Входная дверь медленно открылась. Прихрамывая, Бен прошел внутрь со мной на плече, пинком захлопнул ее и щелкнул замком. Его дыхание стало рваным, и мне на секунду показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Все-таки папа неплохо ему ввалил.
— Мы дома, — выдохнул Бен.
Я была слишком измучена и разбита, чтобы сопротивляться, но чувствовала, как его трясет все сильнее с каждым шагом. Он опять остановился, на этот раз в паре футов от лестницы в подвал, и несколько раз судорожно вздохнул — наконец-то его раны дали о себе знать. Вдруг он резко осел на одно колено — я едва не свалилась с его плеча — и тяжело съехал на пол.
Однако Бен не позволил себе упасть — успел опереться на свободную руку, громко застонав от боли. Но я соскользнула с его спины и, приземлившись на бок, уставилась широко открытыми глазами на запертую дверь. От нее за Беном тянулся кровавый след, прямо до темной тихой гостиной, где мы лежали на полу.
Я медленно повернула голову к монстру, развалившемуся рядом. Его черные волосы промокли от крови, багровые струи стекали по лицу. Было слышно, как капает кровь, и этот звук будто эхом разносился по всему дому. У Бена подрагивали руки.
Монстр разваливался на куски. Теперь не было ни белой маски, за которой он мог прятать лицо, ни черных перчаток, чтобы скрывать руки. Остался лишь слабый человек, уязвимый, как прочие смертные.
Я улыбнулась, чувствуя, как трескаются засохшие следы от слез на щеках.
— Ты истечешь кровью и сдохнешь.
Бен взглянул на меня — у него лицо было всмятку, и даже ледяной взгляд потерял свою остроту. Он потянулся к стене, пробуя подняться, но скривился, когда колено согнулось — нога подкосилась, и он со сдавленным стоном повалился на пол, как брошенная тряпичная кукла.
Но я была цела. Даже после всего, что мне пришлось вытерпеть по его вине, я была непокорной, непокоренной и непоколебимой. От этой мысли мне стало смешно, и я, сама того не сознавая, принялась смеяться вслух.
— Я убью тебя!.. — зарычал он.
Я прыснула, переворачиваясь на другой бок, обнимая себя, и смеялась, смеялась, смеялась. От смеха из глаз брызнули слезы, но я кое-как взяла себя в руки. Он помрет от потери крови. Медленно и мучительно. Именно этого он и заслуживает.
Мне почудилось какое-то движение позади — я оглянулась и увидела, что Бену удалось сесть. Он с усилием сдернул со столика скатерть и разорвал ее, чтобы перевязать ногу. Его кожа казалась мертвенно-белой, губы терялись на ее фоне. Он обессилел от кровотечения и вряд ли представлял для меня опасность, но я знала, что ни за что он не сдастся так легко.
— Скоро здесь будут копы, — произнес он голосом Кайло. Наверное, хотел таким образом, используя глубокие тона, вернуть себе контроль, но голос дрожал, колебался. Не отрывая от меня взгляда, он занимался раной. — И они поверят мне.
Я перестала улыбаться.
— Нет, не поверят.
Бен засмеялся в свой черед, вытирая кровь с лица. Его нос скосило набок, глаз был подбит. Но жемчужно-белые зубы сверкнули в темноте, как кинжалы.
— Тебя официально признали душевнобольной. И поскольку твой отец, вероятно, уже труп… — Он сделал паузу, нахмурив брови и выпятив губу, словно напряженно размышлял. — Тебе понадобится опекун на весь период лечения. И… так уж вышло, что именно я — твой лечащий врач.
Мое сердце забилось чаще, я села. Боже мой!.. Папа!
Язык тела выдал меня. Я перевела взгляд на дверь, внезапно избавившись от страха — его спалила решимость перерыть весь лес, лишь бы найти папу. Он не мог умереть! Прошло мало времени! Я не потеряю его вслед за мамой!
Кайло накинулся на меня, точно змея, когда я попыталась встать. Длинные пальцы сомкнулись на моей лодыжке, и я потеряла равновесие. Рухнув на пол, я закричала и забилась — он хотел подтащить меня к себе. Тени, кровь, бледная кожа и пронзительные карие глаза делали его похожим на демона!
— Отстань от меня! — взвизгнула я и лягнула его, угодив, кажется, в висок, но он не унимался — не ощущавшее боли одержимое существо.
В тусклом лунном свете блеснул металл, и в следующий миг острая жгучая боль пронзила мое бедро. Я заорала, когда Бен вырвал нож из моего тела и всадил его еще раз. Выхода оставалось два: бежать или бороться — но бежать я не могла, а бороться было бесполезно.
Испугавшись, что следующий удар придется в грудь, я каким-то чудом умудрилась перевернуться на живот. Бен тяжело дышал, стараясь пригвоздить меня к полу своим немалым весом, а я продолжала срывать горло, крича — как никогда в жизни. Я словно вернулась в то время, когда он насиловал меня, приковав к кровати, но теперь — я чувствовала — это было для него куда более личным, чем все прошлое. Я задыхалась.
Лезвие ножа вдавилось мне в горло, и я замерла, повинуясь инстинкту. Бен навалился сверху, я не могла его столкнуть и выпучила глаза, в панике выискивая способ спастись.
Опустив подбородок мне на плечо, он хрипло выдохнул мне в самое ухо:
— Ты — моя, маленькая сучка! — Его пальцы стянули с меня штаны на несколько дюймов. — Я позабочусь о том, чтобы это было последней твоей мыслью, когда ты отправишься на встречу с моей Скарлетт!
«Ты должен отпустить это. Иначе оно пожрет тебя изнутри».
Ярость в крови вспыхнула с такой силой, что меня потрясло, как только она не сожгла Бена дотла. Боль от ран казалась невыносимой, но ярость перекрывала все. И вдруг я поняла, что больше не позволю ему мучить ни меня, ни память моей мамы. Не буду пешкой в этой его больной игре!
— Моя мать никогда тебя не любила! — прошипела я. — Она терпела тебя рядом только потому, что жалела!
Нож прижался так плотно, что грозил порезать кожу, но лезвие ощутимо задрожало. Бен злился, но мои слова больно задели его.
— Закрой свой поганый рот.
Внезапно в окна ударил свет. Неужели это… фары?..
Зная, что другого шанса не будет, я перехватила нож обеими руками раньше, чем Бен успел среагировать. Лезвие было коротким, но прошло сквозь кровь и плоть, когда я сжала его, пытаясь отодвинуть от горла. Бен не отступал, но он потерял слишком много крови.
— Она видела тебя насквозь, — процедила я сквозь зубы. — Она знала, что ты сумасшедший, но была слишком добра, чтобы прогнать тебя. Скарлетт Кеноби никогда тебя не любила и не полюбила бы, независимо от того, сколько девушек ты замучил и убил, чтобы удовлетворить свою больную одержимость!
В дом стремительно ворвались люди, свет многочисленных фонариков прорезал темноту. Меня словно несло по волнам — чьи-то руки стаскивали с меня Бена, кто-то опускался возле меня на колени. Бена оттащили прочь, и я выдернула нож из правой ладони. Лезвие звякнуло об пол, а я задрожала, почувствовав ласковые прикосновения чужих рук.
На мои плечи опустился плед, накрыв меня чуть ли не с головой. Я держала перед собой окровавленные ладони и смотрела, как исчезают под бинтами глубокие порезы. Сколько же пришло людей… Выходит… меня… спасли?..
— Все будет хорошо, Рей, — пообещала женщина, делавшая мне перевязку. У нее были каштановые волосы и темно-карие глаза. Встретившись со мной взглядом, она улыбнулась. — Твоего папу доставили в больницу, с ним все будет в порядке. Райан тоже там, с ним. Тебе обо всем расскажут по дороге, не волнуйся.
Где-то на заднем плане кричал Бен — он потерял всякое подобие рассудка, и трое полицейских повалили его наземь. Кровь проступала сквозь белоснежный бинт, но теперь я знала, что все обязательно будет хорошо. Впервые после смерти мамы я была уверена в этом.