Далее я начала исследовать один за одним ящики стола. Казалось, где-то в их недрах я найду ответы на все свои вопросы, однако, они оказались пустыми. Только в самом нижнем обнаружилась небольшая треснутая и почерневшая деревянная подставка под чашку. Наверное, отец ее забраковал и закинул подальше. Я взяла этот кругляшок, повертела в руках, рассматривая его со всех сторон, и решила, что настало его время - теперь моя дымящаяся чашка удобно расположилась сверху.
- Идеально!
Что ж, настало время первой коробки.
Она оказалась самой легкой из всех. В ней лежала папин «козырек», несколько небрежно сложенных рубашек, перчатки и вязаный шарф. Кажется, шарф ему вязала мама на какой-то из дней рождения, а я параллельно пыталась уговорить ее научить и меня так вязать, но каждый раз она лишь отмахивалась от меня как от назойливой мухи. С тех пор с вязанием у меня туго, даже уроки труда в школе не помогли исправить положение.
Каждую из найденных вещей я осматривала со всех сторон, будто пытаясь найти на них ответ на вопрос «куда и почему исчез папа?», подносила к лицу, пытаясь уловить носом хоть какой-то знакомый аромат, но… ничего. Все пропахло сыростью и заброшенностью.
Во второй коробке – и самой тяжелой – лежали книги и исписанные тетради, пожеванные мышами. Лев Толстой, Достоевский, Виктор Гюго, Данте Алигьери, несколько сборников стихов Есенина. Все было в ужасном состоянии: измятые и съеденные местами страницы, отчего даже при большом желании прочесть что-либо казалось неудобным и мучительным для глаз и носа. Я автоматически протянула руку в правый карман безрукавки, где покоился мобильный телефон. Вот, что не сожрет любая мышь.
Не то, чтобы я всегда была приверженцем чтения электронных книг, но в последние пару лет определенно оценила удобство мобильной библиотеки. Хотя сама по началу жаждала завести свою собственную, бумажную дома. Но, как всегда, что-то пошло не так.
Я отложила книги в сторону, подумав о том, что они могут сойти только в качестве розжига для печки, а затем перешла к тетрадям. Они представляли для меня особенный интерес, ведь в них были записаны мысли папы, а не кого-то еще, хотя классическую литературу я и очень ценила. В какой-то момент я словила себя на мысли, что причислила исчезнувшего отца к лику святых или что-то в этом духе. Возвела в ранг авторитетных для меня людей, поставив на самую вершину. Возможно, это неожиданное исчезновение навело на его личность дымку загадочности и какой-то трепетности перед ним. Но может он все же просто человек? И вдруг в действительности его исчезновение носит не очень этичный характер?
Я всю жизнь разрываюсь между этими двумя крайностями. Но вера в волшебство маленькой наивной девочки до сих пор одерживает верх. Да и что я могу поделать с тем, что папа всегда относился ко мне лучше, чем мама? Ребенок это тонко чувствует. Не обязательно обладать большими мозгами, чтобы чувствовать правду.
Три таких же убитых, как и книги полу общих тетрадей. Обложки выцвели так сильно, что теперь и не разглядеть, что на них когда-то были рисунки. Внутри такой же выцветший мелкий округлый почерк папы. Я помню, как по утрам он постоянно что-то записывал в эти тетради, но никогда не знала, что именно. Лишь потом однажды он сказал мне, что ведет дневник, в котором описывает каждый прожитый им день. Я спросила: «Тебе не надоедает писать об одном и том же? Дни ведь одинаковые». Помню тогда он снисходительно улыбнулся и сказал, что лишь в твоих руках сделать так, чтобы дни не были похожи друг на друга и что у него это получилось: каждый день – это новая книга, со своими историями и героями.
Кажется, я не очень поверила ему и пошла заниматься своими детскими делами. Странные тогда у меня были мысли про одинаковые дни, но так или иначе, я до сих пор пытаюсь сделать так, чтобы мои дни отличались друг от друга. Изредка у меня даже получается.