Выбрать главу

А вместо сердца…

Летом, когда Оля «по своим делам» заехала в Москву обсудить кое-что со Струмилиным, её неожиданно «попросил заехать» Сталин. Иосиф Виссарионович вообще-то в деятельность Девятого управления в принципе не лез: ну есть оно — и ладно, а что и как оно делает — это пусть Менжинский разбирается. Разве что иногда — когда поток жалоб на этой управление начинал переполнять каналы поступления информации в Секретариат — он «просил о консультации». Именно просил, потому что давно сообразил, что тамошние сотрудники свято блюдут правило «вассал моего вассала» и как-то умудряются разного рода приказы игнорировать.

Поскольку время встречи было заранее оговорено, то Оля не особенно удивилась, встретив в кабинете Сталина еще и Губкина. А вот последовавший за этим разговор… вероятно, имел серьезные последствия. Не плохие и не хорошие — в первом приближении, а вот во что всё это выльется дальше, было не очень-то и понятно.

Ну а сам разговор Иосиф Виссарионович начал в соответствии с Олиными ожиданиями, то есть с тем, о чем Оля догадалась, увидев в кабинете Губкина:

— Ольга Дмитриевна, вот тут нам Иван Михайлович жалуется на вас. Говорит, что вы открыли богатое месторождение природного газа, которым всю Москву отопить можно и сэкономить в год миллион тонн дров. А вы, жалуется нам товарищ академик, мало что категорически отказываетесь даже рассматривать вопрос о строительстве трубопровода в Москву, так еще и весь газ решили пустить на какие-то химические производства.

— Так, понятно… Я думаю, что если Москве дров не хватает…

— Дров-то хватает, но ведь на их перевозку, да и просто на то, чтобы их нарубить, тратятся огромные трудовые ресурсы, которые мы могли бы использовать для других целей.

— Вот я и говорю: если Москве не нравятся дрова, то пусть зерном топят.

— Каким зерном? — удивился Сталин.

— Я думаю, что лучше всего пшеницей: когда рожь горит, то запах кисловатый, от ячменя вообще просто вонь — а если пшеницу жечь, то пахнет свежевыпеченным хлебом.

— А я, между прочим, серьезно спрашиваю.

— А я серьезно отвечаю. Поясню, чтобы мои предложения не выглядели глупой шуткой. Если на гектар пашни внести сорок килограммов карбамида, то урожай вырастет минимум на треть. У нас какой средний урожай по стране, одиннадцать центнеров, десять? Значит, для простоты подсчета, урожай вырастет на три центнера с гектара.

— Средний урожай чуть меньше семи центнеров.

— Ну, значит, он вырастет минимум наполовину.

— А причем тут… этот…

— Карбамид? А при том: из газа, который мы да, категорически не желаем отправлять в московские печи, на строящемся — уже строящемся — заводе в сутки будем производить примерно три тысячи тонн карбамида. В год — примерно миллион тонн. Которым можно будет удобрить двадцать пять миллионов гектаров полей, что в самом паршивом случае даст прибавку урожая в семь с половиной миллионов тонн. И даже если миллион тонн пшеницы сжечь в московских печках, шесть с половиной миллионов, для получения которых вообще ничего больше делать не надо, у нас останется. На самом деле по моим подсчетам прибавка — за счет в том числе и глубокой тракторной вспашки — составит примерно десять миллионов тонн.

— Хм… Иван Михайлович об этом не говорил.

— Это-то понятно, Иван Михайлович все же не агроном и не химик, он геолог, и геолог более чем профессиональный, — ответила на незаданный вопрос Оля, глядя на резко побледневшего академика. — А у нас, как вы знаете, все, что делается, делается совершенно секретно… Да, Иван Михайлович, раз уж вы влезли в эту дискуссию, по незнанию влезли, предупреждаю: тема совершенно секретная, о строительстве карбамидного завода не должен знать никто, в том числе никто даже из ваших родственников и знакомых. Вообще никто: если информация просочится, то все планы по строительству будут сорваны: капиталисты просто откажутся поставлять нам оборудование. И, Иосиф Виссарионович, давайте мы Ивана Михайловича отпустим чтобы не грузить его лишними тайнами, и этот вопрос быстренько сейчас же и обсудим. Думаю, что это много времени не займет…

Когда Губкин покинул кабинет, Ольга, глядя на резко нахмурившегося Сталина, на всякий случай высказала свое мнение:

— Наказывать людей за то, что они чего-то не знают, категорически неправильно. Нет ни одного человека, который знает все обо всем, и прекрасный специалист в одной области может выглядеть полным неучем в другой. Однако, сами понимаете, наказывать его за это — глупость, пусть он хорошо делает именно то, в чем разбирается.