Так как по сути завод был больше химическим нежели металлургическим, то и управлять им Аня поручила двум выпускникам Фаворского — но у ребят-то опыта большого не было, так что приходилось женщине-химику чуть ли не ежедневно их навещать и раздавать им живительные пинки. Впрочем, те довольно быстро опыта набирались и Аня была полностью уверена, что не позднее чем через год её вмешательство больше не потребуется. А пока — пока она радовалась возможности прокатиться на новеньком легковом автомобиле, которые на заводе Воропаева уже выпускались по пять штук в неделю…
Почти всё оборудование новенького химзавода было изготовлено в Швеции, но все были уверены (ну, или Аня всех смогла убедить) в том, что шведы просто не догадаются, зачем все это вообще было изготовлено. А если и догадаются, то в лучшем случае покрутят пальцем у виска: если считать, что все делалось для получения железа, то рентабельность производства казалась резко отрицательной. Да и при учете меди и цинка выгода не казалась очевидной.
Собственно, она такой и была, ведь если подсчитать, во что обходится «торфяной» водород, выходило, что ту же медь немного выгоднее таскать даже из Африки караванами верблюдов. Но торф — он был, а вот другого топлива…
После пуска завода Аня огорошила Валентина простым вопросом:
— Валь, а сколько тебе потребуется времени чтобы сделать турбодетандер?
— Нисколько, я его делать вроде и не собирался. А что?
— А то. Кило сухого навоза в биореакторе дает в среднем триста-триста пятьдесят литров метана за двадцать суток примерно.
— Ну, допустим…
— Стандартный датский реактор имеет емкость в шестьсот кубов.
— Это радует… а дальше?
— В него такого навоза влезает около трехсот тонн, то есть триста тысяч килограммов, которые за три недели… за месяц, если с перезагрузками считать, выдадут — тут должна быть барабанная дробь, но я барабан дома забыла — примерно сто тысяч кубов метана.
— Это, безусловно, радует…
— Если поставить дюжину таких реакторов, которые по сути бетонные коробки, то в день мы получим пятьдесят тысяч кубов метана. Но есть проблема: этот метан будет перемешан с углекислым газом, азотом, прочей ароматной химией, и метана в смеси получится примерно половина, максимум процентов шестьдесят пять. А вот если эту гадость пропустить через детандер…
— Я понял. Но не до конца.
— В реактор можно пихать, кроме собственно навоза и прочих фекалий, еще и опилки, солому, торф тот же — и вот такая нехитрая конструкция даст нам по пятьдесят тонн аммиака в сутки. А аммиак…
— Да понял я, понял! Я даже больше скажу: в Боровичах сейчас уже почти пятьдесят тысяч человек, и если выстроить нормальный отстойник, то только боровчане заполнят такой реактор меньше чем за неделю. Лично я буду особенно стараться!
— Клоун. Ты сначала на заводе постарайся, а потом уже тужиться начинай. Так когда?
— Вот интересно, получается, что на пердячем пару можно весь город газифицировать. И почему это люди в нашем прошлом будущем газ из земли выковыривали?
— В том будущем, откуда мы сюда попали, слаборазвитая Дания пердячим паром обеспечивала чуть меньше двадцати процентов общего энергопотребления в стране. А в Китае таким образом добывалось свыше тридцати миллиардов кубов метана! Ну так когда?
— Пётр Леонидович очень простую конструкцию придумал, а подшипники… у Иры вроде была программа расчета профиля вала для масляных подшипников. Если я не ошибся, то где-то за месяц сделаю, а если программы нет, то сделаю методом тыка месяца за два-три. У Капицы детандер по тысяче кубов в час пропускал, значит нужно его делать чуть побольше… или просто парочку соорудить. В общем, фигня вопрос!
— Это радует. Осталось настроить реакторов, трубы всякие там проложить, осушители для биогаза выстроить, печку для пережигания извести для осушителя, сепаратор для жидкого метана придумать, установку для парового риформинга соорудить…
— Ань, я всё это сделать просто не успею: жизнь — она короче, чем тебе кажется.
— А я и не прошу сделать всё, от тебя мне только турбодетандеры нужны. А для остального — найду людей. Раз ты машинку сделать обещаешь, то завтра махну в Питер, гляну кого еще нам Кровавая Гэбня подыскала…
— Ань, ты за языком-то следи…
— Слежу я, слежу. Ладно, беги девайс изобретать, а я быстренько на завод в Посад слетаю…
Первый «звонок» наступающей депрессии в США прозвучал в конце октября, но, по выражению Оли, «звоночек был слабый, невыразительный». Поэтому заказы у «Rainbow Glasses» лишь увеличивались. Оптический завод пришлось перевести на круглосуточную работу, а «барон Сердобин», после обстоятельного разговора, на котором собеседниками его выступили профессор Фаворский и экс-генерал Ипатьев, увеличил штат сотрудников предприятия до пятидесяти человек. Причем большинство новых сотрудников были людьми уже вполне состоявшимися, возрастом лет за сорок — а потому семейными, так что сразу три дома в новеньком Южном микрорайоне отошли фармацевтической фабрике. То есть причина и следствие в такой интерпретации слегка поменялись местами: по настоянию Ипатьева и на работу приглашали исключительно семейных, причем минимум с двумя детьми — поскольку у них «больше ответственности, в том числе и по сохранению тайны». А тайну сохранять действительно стоило, ведь начиная с августа за границу ежедневно отправлялось по тридцать пять килограммов левомицетина…