— И что же надо для достижения всего этого? — спросил Тито Вецио, удивленный откровениями Суллы, точно исследователь морских глубин, перед которым вдруг из океанской пучины появилось жуткое и прежде неизвестное чудовище.
— Ничего не может быть легче, особенно с вашей помощью. Патриции, как вы знаете, ненавидят Мария, так что уничтожить его не составит особого труда. Тем более, что вынужденный вести легионы против кимвров и тевтонов, Гай Марий со своей суровой дисциплиной вскоре утратит расположение войска, а вместе с тем, что само собой разумеется, постепенно сойдет на нет и его популярность среди плебеев. Наш легионер безгранично храбр, но он приучен к военной добыче. Страна же, куда ведет его Гай Марий уже настолько обглодана хищными волками германских лесов, что поживиться там практически нечем. Принимая во внимание это чрезвычайно полезное для нас обстоятельство, можно не сомневаться, что строгий и взыскательный Марий в самом скором времени не только утратит любовь своих солдат и плебеев Рима, но даже заставит и тех и других ненавидеть себя.
Именно в этот момент будет очень легко вырвать из его рук командование войском. После чего, избранный консулом, я надеюсь очень быстро собрать войско, в котором каждый, от легионера до легата, стремился бы к славе, военной добыче и богатству. И этих людей, жаждущих завоевывать и обогащаться, я брошу на богатые города Греции и Малой Азии. Я скажу солдатам: идите за мной, и я приведу вас к славе и богатству, отдам вам все сокровища восточных царей. И они с рабской готовностью пойдут за мной. А после того, как я с отягощенным богатой добычей и потому боготворящим меня войском пристану к берегам Италии, настанет благоприятный момент для учреждения военной диктатуры, непобедимой, строгой, решительной. Диктатуры, которая возвратит республике ее былое могущество. Бывшие рабы лишаться возможности управлять нами. Мы станем реальной, самостоятельной силой, которая обеспечит процветание нашему отечеству. Вот мой план, желаете ли вы принять его? — спросил Сулла, протягивая руку молодому патрицию.
Тито Вецио отстранил протянутую руку будущего тирана и холодно сказал:
— Нет.
— Ты отказываешься? Почему?
— Потому, что ты ненавидишь все, что мне дорого, потому что ты хочешь втоптать в грязь то, что мне бы хотелось вознести на недосягаемую высоту, на пьедестал, и поклоняться ему, ты хочешь уничтожить все, что я считаю своими идеалами, опозорить, разбить, исковеркать руками кровожадных и думающих лишь о добыче солдат. Ты хочешь окончательно добить свободу, дух гражданства, инициативу народа, одним словом у нас с тобой нет ничего общего. Ты человек минувшего, я — настоящего, между нами лежит непреодолимая пропасть, вот почему я не желаю принимать твоих предложений.
— Сумасшедшие надежды, лихорадочные мечты, ребячество или бред больного — назови как хочешь, — вскричал Сулла, пожимая плечами. — Человеку от природы не дано быть свободным. Я не знаю ни одного периода в его жизни, когда он мог бы пользоваться ею. Девять месяцев он проводит в тюрьме — утробе матери. Родившись на свет, он должен подчиняться воле родителей и нянек, которые даже распоряжаются его членами, связывая их, чтобы он не стал уродом. Едва он станет на ноги, как за него берутся педагоги, и конечно, обучая его, не жалеют розог. Повзрослев, он превращается в раба обязанностей: семейных, служебных, гражданских. Жизнь есть тяжелая цепь, которую вынужден таскать человек. Сначала его сковывает одно кольцо, затем два, потом несколько, и наконец их становиться так много, что возникает целая цепь. Какая же это свобода? Покажите мне ее. Где она? Никто из нас не свободен, даже боги Олимпа вынуждены повиноваться друг другу. Но я уверен, что лучше подчиняться одному, чем иметь десятки сотни господ и зависеть от прихоти каждого из них… Тебе, Гутулл, я мог бы отдать царство Массиниссы. Вецио я предлагаю все мое состояние и готов заботиться о нем, как о родном сыне. Ну, а теперь я предоставляю возможность вам самим решить, подходят ли мои предложения. Что касается меня, то я уже давно решил… Выбор сделан.