— Господа, — после дежурного приветствия начал Евгений Николаич, — позвольте мне объясниться-с с вами, наедине-с.
— Ну, что же, извольте, раз такое дело, пройдемте-с в кабинет, объяснимся, — Москалев жестом указал на дверь.
— Подождие меня здесь, в гостинной, —шепнул напоследок Половицыну Творогов.
Лакей бесшумно прикрыл дверь за матерью, отцом семейства, Татьяной и Евгением Николаичем. Федор Матвеич переглянулся с Анной Михайловной и поудобней расположился в кресле. Аннушка беспокойно теребила в тонких пальчиках платок.
— Евгений Николаич предложение Татьяне делать приехали? — прервала неловкое молчание Анушка.
— Да, — коротко ответил Федор.
— Танечка еле решилась предупредить об этом родителей. Неловко вышло бы без предупреждения. Она так волновалась — всю ночь не сомкнула глаз.
— Понимаю.
— А куда же пропали вы? — сменила тему Анна Михайловна, — Перестали бывать у нас. Разонравилось?
— Да, так-с, дела-с, — клончиво ответил Половицын.
Тем временем дверь кабинета открылась и из нее вышли все участники приватной беседы. Разговор, по всей видимости, оказался коротким. И его исход ясно читался на лицах вошедших. Предложению молодого человека родители оказались не рады. Не такого зятя они себе прочили. Глава дома отказал Евгению Николаичу в руке дочери.
— Ну, возьмите, хотя бы Аннушку в жены, — продолжая начатый разговор, в растерянности предложила Марья Александровна.
Услышав ее слова, Анна вспыхнула, затем побледнела, слезы брызнули из глаз. Наконец, не выдержав, девушка сорвалась:
— Да как вы можете, тетушка, обращаться со мной словно с вещью?! Не спросив меня, не посоветовавшись! Вы вечно мной помыкаете, обращаетесь словно с горничной. А я ведь, как и вы, княжеских кровей. Я безмерно благодарна вам за приют, но замужество против моей воли — это, выше всех моих сил!
Разрыдавшись в голос, Анна Михайловна выбежала из гостиной. Все были смущены данной сценой и растеряно переглядывались.
— Вот и отблагодарила меня за благодетельство! — возмущенно, с неприязнью в голосе воскликнула Марья Александровна.
Оставаться далее в доме Федору Матвеичу казалось неприличным, откланялся и ушел, оставив приятеля объясняться с хозяевами самому. Евгений Николаич стоял в центре залы раскрасневшийся. Даже шея имела цвет вареного рака. На лице застыла маска удивления. Он беспомощно смотрел на удаляющегося Половицына и решительно не знал что ему предпринять дальше.
Федор Матвеич вышел из дома, где жили Москалевы и пошел вдоль Гороховой в сторону чугунного Красного моста. Там, в домашнем платье, почти раздетую, он нашел плачущую Анну Михайловну. Она держалась за ледяные красные перила и пыталась перелезть на другую сторону моста. Полы длинного платья все время мешались, не давали закинуть наверх ногу. Видя сии попытки, Половицын вмиг смекнул цели Аннушки, подбежал к ней, схватил на руки, крепко, до хруста костей прижал к себе и стал успокаивать:
— Что это вы удумали, Анна Михайловна? Не дело юной барышне о таких глупостях помышлять.
— Ах, оставьте меня, Фёдор Матвеич, — попыталась вырваться Анна, — уж лучше я сгину в водах Мойки, чем так. Устала слышать бесконечные попреки Марьи Александровны. Я итак у нее вместо горничной. Как прислуга отрабатываю свой хлеб. Права моя тетушка, никому я не нужна: сирота, бесприданница. Дом родительский и тот уже не принадлежит мне. Тетка с нотариусом отписали его на Татьяну, когда я больная в бреду была два года назад. Это я только потом, от прислуги узнала. Проболтались между собой сплетничая. Даже они за человека меня не считают. А теперь ещё за этого Творогова собрались отдать. А я и не нужна ему вовсе. Он пол года за Танечкой увивался, речами красивыми ее завлекал. А все для того, чтобы дела свои служебные поправить. Я его сразу раскусила, он даже не влюблен в нее. На других дам втихомолку поглядывает. А Москалевы ему меня, будто вещицу обменную предложили. Бросьте меня, Федор Матвеич, ЧТО я для вас?
Слова Аннушки едким жалом проникли под кожу Половицына. Сердце сжалось от жалости к бедной девушке. "Ну, что ж, ну и пусть, что же я совсем сердца не имею что—ли?— подумалось Федору, — да и не помешает она мне вовсе. Сгинет, ведь. Не такой я себе жизнь представлял, ну, да ладно, зато душу невинную спасу... " Федор Матвеич еще немного поколебался, и решившись сказал:
— Ну, полноте, так убиваться. Успокойтесь, Анна Михайловна. Все можно поправить.
Аннушка его не слышала, лишь плакала, уткнувшись в плечо. Последняя мысль в голове Половицына промелькнула особенно быстро, не успел как следует обдумать:
— Ну, не согласны вы пойти за Творогова, — неожиданно для себя воскликнул Федор, — не изволите-ли, тогда-с пойти за меня?
Федору было слишком жаль девушку, никак не мог допустить самоубийство. Ведь, не сейчас, так в другой раз порешит себя. Решился на отчаянный шаг, пойти на личную жертву — жениться на сироте, распрощаться со своей холостяцкой жизнью.
Анна Михайловна перестала всхлипывать и подняла к нему заплаканное лицо.
— Ну, что же вы, согласны? — нетерпеливо спросил Федор.
— Вы сейчас шутите? — с недоверием спросила Аннушка.
— Отчего же я шучу? Я сейчас серьезно говорю, от чистого сердца.
Она запрокинула голову, желая получше разглядеть лицо Половицына. Спустившаяся на Санкт-Петербург ночная мгла не давала возможности видеть. Поднявшися ветер трепал подол её платья, пробирая стылым воздухом до нитки. Анна вздрогнула и положила голову на плечо своего спасителя и тихо призналась:
— Знаете, Федор Матвеич, а ведь, я давно влюблена вас, с самого первого дня нашей встречи.