Последним, кого стоило реально остерегаться, был Кариан — тридцать девятый ребёнок в семье. Полгода назад ему исполнилось двадцать, он только-только прошёл свои «три года, определяющие тридцать лет». И если Архан был засранцем, Ива и Этан — парочкой ублюдков-садистов, то Кариан был самым настоящим маньяком, в худших смыслах этого слова.
Ироничным было то, что если кто-то из всех детей отца и мог понять, каково мне — так это Кариан. Он был горбатым, со зрением в районе плюс десяти и заячьей губой, а ещё он родился с легкой формой ДЦП, которую он плюс-минус поборол физиотерапией, но все равно был вынужден ходить, опираясь на трость.
Его тело, в отличие от моего, все-таки могло накапливать Поток. Но на таком уровне, что, по сути, в этом не было ровным счетом никакого смысла. Даже за всю жизнь тренировок он вряд ли смог бы достичь даже уровня Полного Штиля.
И как будто бы на фоне этого он должен был прекрасно понимать, каково мне, и сочувствовать. Но вместо этого Кариан стал наглядным примером одного из вариантов того, что могло бы со мной случиться, если бы я не имел воспоминаний о прошлой жизни.
Не знаю, было ли это врожденным или же так проявилась его защитная реакция на свою ущербность, но Кариан был самым настоящим психопатом. Ему были чужды адекватные человеческие эмоции, он был жесток, хладнокровен, расчетлив, и по-настоящему кайфовал от чужих мучений.
Когда мне было шесть, а ему, соответственно, десять, Кариан убил кошку Ивы, через год жесточайшим образом прикончил нескольких охотничьих собак, потом одного из отцовских жеребцов…
Ему было плевать на последствия. Он с улыбкой принимал любые наказания, включая порку, запирание в чулане и недельную голодовку. А когда наказание подходило к концу, Кариан «мстил» — творил что-то ещё более мерзкое и жестокое, скорее всего просто чтобы позлить родителей.
В конце концов отцу это так надоело, что он отослал тринадцатилетнего Кариана в небольшое поместье на окраине королевства до самого его совершеннолетия, когда пришла пора отправляться в главную ветвь на «три года».
До меня доходили слухи, что в том поместье за четыре года сменилось несколько десятков служанок. И не надо было долго думать о том, в чем были причины подобной текучки кадров.
От Кариана доставалось всем, включая Иву и Этана. Не физически, разумеется. Он действовал тоньше, подставляя, манипулируя, стравливая братьев и сестер, а потом, когда все вскрывалось довольно смеялся, даже когда его избивали в отместку.
Меня он трогал не так часто, как остальных. Видимо, даже в детском возрасте каким-то психопатическим шестым чувством уже понимал, что мной манипулировать будет куда сложнее, чем остальными, а наслаждения от этого он получит много меньше.
Но, глядя на него сейчас, все с той же тростью, сгорбленного, как горгулья, рыскающего по сторонам взглядом пустых безэмоциональных глаз, я, признаться, ловил себя на мысли, что с ним не хочу пересекаться куда больше, чем с кем бы то ни было другим.
По сути, это было все. Хотя среди остальных детей отца было ещё немало так или иначе примечательных личностей, реальную угрозу для меня или моих планов могли представлять только эти пятеро.
И, судя по бросаемым на меня взглядам, можно было ожидать, что кто-то из них ко мне обязательно подойдет, чтобы «поздороваться». Правда, первым, кто это сделал, стал тот, от кого я этого совсем не ожидал.
— Здравствуй, Лейран, как твои дела? — подошедшей женщине было на вид лет пятьдесят, хотя по факту уже давно перевалило за сотню.
— Здравствуйте, госпожа ам Генуби, — вежливо кивнул я. — В порядке. Как вы сами?
Это была моя бабушка по материнской линии — Патрисия ам Генуби, в девичестве Патрисия ур Аскелла. Рожденная в, вероятно, единственном клане королевства, способном сравниться с Регул в вопросе чистой боевой мощи, она была очень талантливым пользователем Потока, находясь чуть ли не на уровне отца и будучи куда сильнее собственного мужа.
Потому, несмотря на то, что они с Зувамом ам Генуби — моим дедом, были ровесниками, он выглядела лет на двадцать его моложе. Правда, своей силой для решения каких-либо вопросов она никогда не пользовалась, была очень тихой, доброй и приветливой со всеми.
К сожалению, видел я её очень редко, последний раз года три назад, так что в достаточной степени насладиться обществом плюс-минус нормальной бабушки у меня не было возможности.
— Тяжело, — вздохнула Патрисия. — Все-таки родителям не престало хоронить детей. До сих пор не могу до конца поверить в то, что это — правда и моей дочки больше нет с нами.
— Да, — кивнул я, чувствуя некоторую неловкость из-за того, что мне на смерть Пайры было в целом плевать. — Смерть — это всегда печально.