— Ты не знаешь, почему она могла бы совершить подобное?
— Откуда? Мы с ней не особо общались.
Патрисия грустно усмехнулась.
— Да, мне известно о ваших… натянутых отношениях. Ну все-таки вы с Арханом единственные её дети, кто ещё остался в особняке. Вот я и подумала, что ты можешь хотя бы что-то знать.
— Прошу прощения, но не могу вам ничем помочь. Спросите Архана, он может что-то знать с куда большей вероятностью, чем я.
— Да, я думала поговорить с ним сразу после разговора с тобой. Но неужели у тебя нет никаких предположений? Пойми, пожалуйста, я просто хочу узнать, из-за кого моя дочь могла совершить подобный ужас.
Я вздохнул. Официальной версией смерти Пайры был суицид, что, разумеется, создало немало вопросов, в первую очередь у её родителей, привыкших к мысли, что в семье иф Регул их дочь была если не прямо счастлива, то как минимум на своём месте.
И Патрисия, которая, в отличие от некоторых наверняка была хорошей матерью, должно быть, сейчас пребывала в полнейшей прострации. Однако даже так, рассказывать ей что-либо об истинных событиях той ночи я не собирался.
— К сожалению, нет, — покачал я головой. — Да и даже если бы были, это в любом случае были бы просто домыслы.
— Ох… ладно, я понимаю. Не буду тебя больше донимать. Давай обсудим что-нибудь другое. — Она помолчала пару секунд, видимо пытаясь придумать тему. — А! Ты, я вижу, уже надел кольцо Пайры?
— Ага.
— Хорошо. Носи его, не снимая.
Где-то в животе кольнуло неприятное чувство.
— Не могу обещать, — покачал я головой. — Оно довольно тяжёлое для меня, это не слишком удобно. Да и в целом не в моём стиле. Так что я собирался просто оставить его в какой-нибудь шкатулке после этого вечера.
— Это была её последняя воля, — с легким налетом строгости произнесла Патрисия. — Неужели ты нарушишь последнюю волю своей матери?
— Она просто завещала мне кольцо, — пожал я плечами. — О том, как его носить, в завещании не было ни слова. Да и какая разница, буду я его носить или нет?
— Может быть этого не было в завещании, но мне-то ты поверишь? — улыбнулась бабушка своей широкой доброжелательной улыбкой, в которой мне вдруг почудился волчий оскал. — Она говорила об этом, когда мы с ней общались. Сказала, что хотела бы таким образом однажды искупить свою вину перед тобой.
В груди снова забулькал гнев. Сука, опять⁈ Да сколько можно⁈
— Хорошо, бабушка, — я постарался изобразить как можно более искреннюю улыбку. — Раз такова была воля моей матери, я с гордостью её исполню.
— Хороший мальчик, — кивнула Патрисия. — Ну, ладно, пойду поговорю с Арханом.
— Да, конечно. Держитесь. Матери должно быть действительно сложно смириться с мыслью о гибели своего ребенка.
Бабушка на секунду задержала на мне пристальный взгляд, но я лишь продолжал улыбаться. Так что она просто ещё раз кивнула, после чего отвернулась и пошагала прочь.
Пальцы впились в подлокотник кресла до боли в ногтях. Нет, я понимал, что семья не должна быть априори на моей стороне.
Но чтобы даже бабушка, которую я с самого детства считал, фактически, единственным адекватным родственником, была в курсе всего того дерьма, что творила Пайра и тоже желала мне в лучшем случае потери даже минимальных шансов на лучшую жизнь, а то и даже смерти?
Это уже как-то перебор, нет? Я чем такое заслужил?
— Как поживаешь, Лейран? — сразу после того, как Патрисия отошла, ко мне со своей фирменной кривой ухмылкой шагнул Кариан. — Как твои ножки? Не болят?
Подойди он ко мне первым, я бы постарался отделаться от него как можно быстрее. Но после разговора с Патрисией из глубин души поднялось нестерпимое желание рвать и крушить. Если не делом, то по крайней мере словом.
Изначально я собирался просто отсидеться в углу, отбивая направленные на меня атаки. Но этой тактики, неплохо работавшей на протяжение всех шестнадцати с половиной лет, теперь, похоже, было недостаточно.
Чтобы зажить спокойной жизнью, будучи уверенным, что меня никто не посмеет укусить ни одна вшивая псина, мало было бесконечно отгонять стаю собак палкой. Я должен был взять как минимум гребаный пугач, а лучше дробовик, ворваться в толпу этих шавок и показать им, что такое настоящий страх.
— Я — просто прекрасно, Кариан, — мой голос, намеренно повышенный на пару тонов, разнёсся по залу. — Ножки не болят. Спасибо, что поинтересовался. Кстати об этом. Скажи, насколько сочными были ножки попугайчика Митрина?
— Так это ты убил моего попугая⁈ — перекрыв мой голос на пару десятков децибел, сотряс зал рёв тридцать шестого отпрыска семьи иф Регул.