— Нечестно! — завопил Валтар, барахтаясь на полу, красный от злости.
— Пожалуйся на меня Мириа.
— Да пошел ты.
— Поехал. Здесь стало слишком…
Договорить я не успел. В дверь тренировочного зала забежал Кайл и подскочил ко мне.
— Лейр, — он схватился за моё кресло, — нужно поговорить. Сейчас.
Я кивнул и выкатился в коридор. Кайл озирался, будто за нами гнались.
— Мириа перевербовала Селлана и братьев Хортов. Это уже двадцать наших, перешедших к ней!
Я ощутил, как что-то холодное заползло в грудь.
— Когда?
— Вчера. Она… — Кайл проглотил, — она говорит всем, что ты струсил после вашего боя и сдался. И ей верят.
— Твою мать. Перемирие для нее, что, пустой звук?
— Что будешь делать?
Я сжал кулаки.
— Пока ничего. У меня есть дело поважнее этих детских игр, я не могу отвлекаться.
Столовая центра, как потревоженный улей. Я сидел в углу, методично пережевывая безвкусную овсянку. Настроения не было, к тому же я не спал нормально с самого спасения Даргана, так что усталость одолевала.
А потом вдруг услышал:
— … подстроил нападение на арене. Испугался дуэли с Мириа и решил сорвать испытание. Из-за него умерло много ребят, но администрация замяла дело в обмен на его секрет использования Потока с параличом.
— Да иди ты! Неужели так вообще можно?
— А кто главной ветви запретит?
— Ну, тоже верно…
Ложка с тихим чавканьем плюхнулась обратно в тарелку. Мириа, дорогая моя, это по-моему перебор.
Дверь распахнулась с таким грохотом, что где-то в коридоре звякнуло стекло. Я переехал порог комнаты отдыха южного крыла, давно уже ставшей штаб-квартирой фракции Мириа.
Она сидела в кресле у камина, длинные пальцы перебирали страницы книги — той самой, что я когда-то подарил ей в насмешку. Теперь это выглядело как мой собственный провал.
Комната пахла воском и чем-то терпким — возможно, новыми духами.
— Как трогательно, — Мириа не подняла глаз. — Ты даже стучаться разучился. Выйдите все.
С полдюжины человек поспешно ретировались в коридор.
Я сделал шаг вперед, нити Ана уже ползли по моим ладоням.
— Зачем? — спросил я коротко.
Она наконец закрыла книгу. Ее глаза — холодные, как лезвие — встретились с моими.
— Ты сам все сделал за меня. Пропал на неделю, бросил фракцию на полмесяца. Вот они и испугались, что ты сдал позиции. А страх — лучший клей для новых союзов.
— У нас вообще-то перемирие, — прошипел я сквозь зубы.
— Перемирие кончилось, Лейран. Ты сам позволил мне стать сильнее.
Я замер. Это была правда. Пока я копался с ритуалами, она перетянула на свою сторону добрую треть моих кадетов.
— Интересно, — я нарочно медленно оглядел комнату, — а что ты пообещала им? Мою комнату? Должность? Или очевидной клеветы оказалось достаточно?
Ее веки дрогнули — единственный признак раздражения.
— Я показала им будущее. Тебя в нем нет.
— Посмотрим, — бросил я уже за спину, выкатываясь обратно в коридор.
Анализ ошибок начался еще до того, как я добрался до нашей собственной штаб-квартиры в северной комнате отдыха.
Впрочем, анализировать было особо нечего. Я просто оказался слепым идиотом, поверившим на слово своему врагу.
Теперь оставалось одно — отыграть все назад.
— Тридцать с лишним человек, — мои пальцы сжали пергамент так, что костяшки побелели. Список предателей плясал перед глазами, каждое имя вонзалось как нож.
Я закрыл глаза, и сразу всплыло лицо отца — эти вечно прищуренные глаза, морщины у губ, собранные в каменное выражение. «Лояльность измеряется не клятвами, а страхом последствий». Умно. Жаль, что я об этом забыл.
Кайл нервно ёрзал на соседнем диване
— Лейр, они же просто трусы. Мы найдём других…
— Нет, — покачал я головой. — Не трусы. Они умнее нас. Учуяли, где сила, и побежали на поклон. А я позволил этому случиться. Простите.
В комнате повисло тяжёлое молчание. Ребята из моей «ближайшей свиты» хмурились, глядя куда-то в пространство, даже Ива казалась поникшей.
— С сегодняшнего дня мы играем максимально жестко, — мои слова падали как камни. — Каждый её шаг — наш ответ. Каждое её слово — наша контрпропаганда. Сойдет любая ложь, даже самая наглая.
Залика испуганно прикусила губу.
— Но… это же неправильно!
Я откинулся на спинку кресла, с силой сжал переносицу.
— Именно поэтому мы до сих пор проигрываем. Мириа давно перестала играть в благородство. А мы?