Ну вот. Снова не дали оглядеться.
Я успел сделать три глубоких вдоха, прежде чем замок щёлкнул, и дверь распахнулась, ослепив меня на несколько секунд светом масляных ламп коридора.
В проёме стояли двое: первый — широкоплечий, с руками, как дубовые сучья, второй — пониже, с перебитым носом. По тому, как первый переминался с ноги на ногу, я понял — им самим здесь немного не по себе.
И свое напряжение они не преминули выплеснуть на меня.
— О, смотри-ка, проснулся, — хмыкнул перебитый нос.
Широкоплечий молча шагнул вперёд, плеснув из ведра мне водой в лицо. Ледяная вода хлестнула мне в лицо, хлынула за воротник, заставила дёрнуться.
— Ну что, калека, нравится? — перебитый нос пнул меня сапогом в живот.
Воздух вырвался из лёгких, но я лишь прикусил губу. Кровь, тёплая и солёная, растеклась по языку.
— Молчит, — проворчал широкоплечий. — Тащи его.
Они схватили меня под мышки, дёрнули вверх. Наручники впились в запястья, но я не издал ни звука.
— Чёртов урод, — прошипел перебитый нос, когда я сполз по их рукам, ведь ноги не могли ни на что опереться. — Давай без церемоний, хватай его покрепче.
Как мешок они волокли меня по коридору. Колени скользили по мокрому камню.
— Там тебя ждут, — бросил широкоплечий, с силой пару раз ударив в дверь, внешне как будто бы не особо отличавшуюся от той, что закрывала мою камеру.
Дверь с грохотом отворилась, и в проеме возникла еще одна массивная фигура. Шрам мужчины, пересекающий левый глаз, казался белесым при свете ламп. В руках он держал щипцы — простые, без украшений, но отполированные до блеска частым использованием.
— Ну что, калека, — прохрипел он, — будем знакомиться?
Двое охранников втащили меня в действительно похожую, просто бо́льшую камеру, и приковали к металлическому столу. Холодное железо впилось в спину, но я не дернулся.
В углу тлела жаровня, освещая комнату неровным оранжевым светом. Тени плясали по стенам, превращая обычные столярные инструменты на полках в жуткие орудия пыток — впрочем, вполне очевидно, что они и так ими были.
Палач медленно провел щипцами по моей ладони, будто оценивая, с чего начать.
— Знаешь, — сказал он, — у меня правило. Первый палец — для трусов. Второй — для лжецов. Третий… — Он сжал инструменты, и кость среднего пальца хрустнула.
Боль ударила в мозг белой вспышкой. Я стиснул зубы, но не закричал.
— О, — палач усмехнулся. — Терпеливый. Мне такие нравятся.
Он перешел на безымянный палец. На этот раз давление было медленным, мучительным. Я почувствовал, как сустав смещается, связки рвутся. Кровь выступила под кожей.
— Ничего не хочешь сказать? — спросил он, наклоняясь ближе. Его дыхание пахло луком и дешевым вином. — Допрос будет попозже, но мало ли, вдруг у тебя уже есть дельные мысли?
Я посмотрел ему прямо в глаза и сплюнул.
Палач рассмеялся.
— Хорошо.
Он отошел к жаровне и достал раскаленный докрасна прут. Металл светился в полумраке, от него шел жар, искажающий воздух.
— Давай проверим, как долго ты сможешь молчать.
Прут коснулся груди.
Кожа зашипела. Запах горелого мяса заполнил комнату.
Боль была настолько острой, что я на секунду потерял связь с реальностью. Глаза сами собой закатились вверх, но я сжал челюсти до хруста, чтобы не закричать.
— Ничего? — Палач нахмурился. — Интересно.
Он прижал прут сильнее.
В этот раз я не сдержался. Крик вырвался сам, хриплый и короткий.
Палач удовлетворенно кивнул.
— Так-то лучше.
Меня бросили на каменный пол лицом вниз. Грубый удар выбил воздух из легких, а соприкосновение жершавого камня с ожогами — искры из глаз. На секунду мир пропал в белой вспышке боли.
Когда сознание вернулось, вскоре пришел холод. Липкий, пронизывающий холод сырого камня, въевшийся в обожженную кожу.
Я попытался перевернуться, но правая рука не слушалась — плечо было неестественно вывернуто, сломанные пальцы дергались в пустом воздухе, будто пытаясь схватить несуществующее оружие.
Левая, хоть и целая, дрожала так, что не могла толком оттолкнуться от пола. Пришлось перекатиться на бок, используя локти и колени, скрипя зубами, чтобы не застонать.
Кровь. Ее вкус заполнил рот — теплый, металлический, с примесью чего-то горького. Возможно, желчи. Я плюнул на пол, повернув на бок голову. Разбитая губа пульсировала, а язык нащупал трещину в дальнем зубе.
Тишина.
Только капающая где-то вода и далекие шаги за дверью. Охранники ушли, оставив меня с болью и мраком.