— Голова! — крикнула женщина в лёгких кожаных доспехах, её голос звенел, как сталь. — Третий ударный, приготовиться!
Трое бойцов синхронно рванули вперёд. Первый — коренастый мужчина с лицом, изборождённым шрамами — размахнулся двуручным мечом, который вспыхнул алым светом. Его удар пришёлся точно между глаз чудовища. Кость затрещала, но не поддалась.
— Чёртова шкура! — выругался он, отскакивая назад.
В этот момент второй воин — высокий, худощавый, с посохом, увенчанным кристаллом — ударил по тому же месту сгустком сжатого воздуха. Трещина пошла по черепу, как паутина.
— Давай! — прошипела женщина-воин и вонзила свой узкий клинок прямо в трещину.
Волк взвыл так, что у меня заложило уши. Его массивная голова дёрнулась, и я почувствовал, как нити моего паука начали рваться. «Держись, Ан», — мысленно прошептал я, ощущая, как проводник из последних сил поддерживает конструкцию.
— Не даём опомниться! — рявкнул седой воин. — Грудь и горло! Комбинированная атака!
Пятеро бойцов сомкнули ряды. Двое ударили по передним лапам, заставляя чудовище опуститься. Ещё двое — мужчина с молотом и женщина с парными кинжалами — атаковали горло. Но главный удар нанёс седовласый воин — его топор, окутанный пламенем, вонзился прямо в грудь Замершего, между рёбер.
Кровь хлынула фонтаном, обжигающе алой, почти чёрной в тусклом свете. Волк закашлялся, из пасти вырвался сгусток пены с кровью. Его движения стали медленнее, но от этого не менее опасными.
— Он слабеет! — крикнул кто-то сзади. — Добиваем!
Я чувствовал, как мои силы на исходе. Фантомный паук начал расплываться, нити теряли плотность. «Ещё немного… ещё немного…» — твердил я себе, заставляя Ана держаться.
Последний удар нанёс молотобоец. Его оружие, внезапно вспыхнув ослепительно белым светом, обрушилось на уже треснувший череп. Раздался звук, словно падающее дерево — глухой, мощный треск.
Замерший замер. Его огромное тело дрогнуло, потом медленно, как подкошенный дуб, начало клониться набок. Когда он рухнул на землю, казалось, содрогнулась вся крепость.
Моё сознание резко вернулось в тело целиком и полностью. И тут же — боль. Острая, жгучая, всепоглощающая.
Я лежал в пыли, среди обломков каменной стены, на которую меня швырнуло ещё в начале боя ударной волной. Правая рука неестественно вывернута — явный перелом. В боку пылало, будто кто-то вставил раскалённый клинок и забыл его вынуть. Каждый вдох давался с трудом, словно рёбра сжимались тисками.
— Чёрт… — прошептал я, и даже это слово вызвало новый приступ боли.
Фантомный паук окончательно рассыпался. Ан вернулся ко мне — маленький, дрожащий, почти прозрачный от истощения. Я попытался пошевелить пальцами левой руки — получилось, но каждое движение отзывалось новой волной тошноты.
«Если сейчас отключусь — не проснусь», — промелькнула трезвая мысль. Но выбора не было. Глаза сами закрывались, сознание уплывало, как щепка в бурной реке.
Последнее, что я успел подумать, прежде чем тьма поглотила меня полностью: «Хотя бы волк мёртв…»
Где-то вдалеке, словно сквозь толщу воды, донёсся голос седовласого воина:
— Эй, паучник! Держись!..
Но его слова уже терялись в нарастающем гуле в ушах. Я провалился в темноту.
###
Сознание вернулось ко мне волной мучительной боли, словно кто-то методично вбивал раскаленные гвозди в каждый нервный узел моего тела. Но это, на самом деле, была хорошая новость. Я не умер, а лежал на жесткой армейской койке в душном лазарете форта «Серая Грань».
Сквозь призму полуоткрытых век я видел потрескавшийся известняковый потолок, где в углах плелась настоящая паутина — ирония судьбы не ускользнула от моего затуманенного сознания.
Резкий запах антисептика «Кровавая Роса» — фирменной разработки клана Антарес — смешивался с дымом от сгоревших лечебных трав, создавая едкую смесь, от которой першило в горле.
Попытка пошевелиться вызвала волну новых болевых сигналов — тело реагировало вяло, мышцы отказывались подчиняться, будто налитые свинцом. Лишь слабое покалывание в кончиках пальцев свидетельствовало, что нервная система еще функционирует.
— Ну наконец-то, смотри-ка, наш герой очнулся.
Голос Архана прозвучал слева. Поворот головы дался с трудом — шейные позвонки хрустели, как старые дверные петли. Мой брат сидел на трехногом табурете (четвертая нога явно отломалась в каком-то бою), его мощная фигура казалась неестественно сжатой в тесном пространстве лазаретной палаты.
— Три дня, — произнес он, перекрестив руки на груди. Сапоги его были покрыты засохшей грязью. — Целители уже думали, не очнешься. Врач говорил, что если до заката не придешь в себя…