Рекош поправил ремень сумки. Прикосновение шкуры ятина к спине было гораздо более значительным, чем следовало.
Он не знал, зачем взял с собой шелковое платье и подходящие к нему чехлы для ног. Это было порывом — когда он ворвался в логово, чтобы собрать вещи, какой-то инстинкт заставил его завернуть подарки в плотный сверток из ткани и кожи и сунуть в сумку. Он сделал это, хотя прекрасно знал цель путешествия.
Они были здесь, чтобы поохотиться и добыть еду для Калдарака. Когда он рассчитывал успеть передать подарки Ахмье? Когда он ожидал, что у них будет для этого возможность уединиться?
Рекошу было все равно, кто будет свидетелем его признания ей. Он бы сделал это на глазах у всех в Такарале и Калдараке, и эта группа суровых охотников из Терновых Черепов не остановила бы его. Ему не было стыдно за свои чувства к Ахмье.
Но ему не нужны были зрители.
Нет, когда он преподнесет свои подарки и произнесет слова, которые так долго звучали в его сердце, это будет только для Ахмьи. Он не позволил бы ей отвлечься ни на кого и ни на что другое.
Только он увидит, как она наденет его подарок.
И тогда он заявит на нее права.
При одной этой мысли его стебель шевельнулся, и он стиснул челюсти, подавляя рычание. Усилием воли он прижал застежки к тазу, чтобы убедиться, что щель не выпирает.
Он никогда ни к чему не испытывал такого голода, как к ней. Как бы ее тело сочеталось с его? Насколько плотно ее разрез охватил бы его ствол, насколько глубоко ее тупые когти впились бы в его шкуру? Какие звуки она бы издавала, какими способами двигалась?
Был бы ее голод таким же отчаянным и ненасытным, как его собственный?
Он жаждал увидеть огонь в ее глазах, когда их тела будут двигаться в унисон. Страстно желал чувствовать, как тот самый жар, который грозился испепелить его всякий раз, когда он смотрел на нее, отзывается в ее сердце, в самой ее сути, проникая сквозь кожу.
Он жаждал попробовать ее на вкус.
Теперь взгляд Рекоша переместился на нее, и он наблюдал, как они с Лейси, поддерживая друг друга, взбираются на вершину небольшого, но крутого склона.
Под кожей голых ног Ахмьи обозначались мускулы, едва уловимый отблеск ее удивительной силы и выносливости. Она была тоньше, чем другие люди, миниатюрная — слово, которое он слышал от них, но он нашел безграничную привлекательность в ее фигуре.
Конечно, оставалась проблема с тем, что она была одета в шелк другого врикса более низкого качества. Его нижние руки снова дернулись к сумке, когда первобытное желание вспыхнуло внутри, подталкивая его сорвать с нее эту ткань здесь и сейчас, чтобы он мог заменить ее своей.
— Мы должны следить, ткач, — сказал один из ближайших Терновых Черепов, зеленокожий охотник по имени Оккор.
Рекош щелкнул жвалами.
— Я слежу.
Оккор защебетал.
— Следить за опасностями, а не за шеловеками.
Рекош раздраженно отмахнулся от него и продолжил путь, прилагая больше усилий, чтобы не терять бдительности.
Солнце поднималось все выше, и воздух прогревался, хотя редкие порывы ветра, проносившиеся по джунглям, приносили легкую прохладу. Густые облака плыли по голубым участкам неба над головой. Клубок был ароматным и живым, и Ахмья была здесь.
Неожиданное путешествие, Терновые Черепа вокруг, незнакомая земля… Все это не имело значения, потому что он был с ней.
В полдень они достигли пышной, относительно ровной площадки, полной всевозможных растений, где Гарахк объявил привал.
— Певица Корней оставила здесь свое благословение, — сказал Гарахк. — Когда река разливается, то делает эту землю богатой. Все растет быстро. Все становится большим и вкусным. Это правда под солнцем и небом.
Когда Рекош перевел для людей, они сказали, что в их мире были подобные места, где люди использовали пышную почву, чтобы выращивать много растений для еды. Вриксы как в Калдараке, так и в Такарале выращивали кое-что из пищи, но они по-прежнему полагались на собирательство и охоту в изобильных джунглях.
Учитывая усилия людей в Калдараке на данный момент, Рекош предположил, что выращивание растений в качестве пищи и с другими целями станет гораздо более распространенным явлением в грядущих лунных циклах.
Гарахк сложил руки вместе, а затем развел их.
— Мы расстанемся. Один векир, чтобы остаться и собирать растения, один векир, чтобы охотиться. Наш шар'тай будет ярко гореть, и мы устроим пышный пир в честь нового птенца.
В ответ Терновые Черепа ударили тупыми концами копий по земле, издав короткий ритмичный звук, прежде чем разделиться на две группы. Восемь из них присоединились к Гарахку, в то время как оставшиеся четверо — к Рекошу и людям.
— Здесь будет наше дикое логово, ткач, — сказал Гарахк Рекошу. — Если наш векир не вернется к следующему полудню, отправляйся в Калдарак. Мы последуем за вами, когда у нас будет достаточно мяса для всех.
Склонив голову, Рекош постучал костяшками пальцев по своему головному гребню.
— Я присмотрю за нашими, Гарахк.
— Ты произносишь много слов, Рекош. Но самые лучшие — это когда ты произносишь слова, как Терновые Черепа.
Рекош защебетал.
— Это правда под солнцем и небом.
Белый Терновый Череп издал трель, вытянул переднюю ногу и стукнулся ею о ногу Рекоша.
— Ты должен присоединиться к охоте в другой раз. Я хотел бы увидеть твой шар'тай собственными глазами, Ткач.
— В другой раз, Гарахк. Я вплетаю свои слова в узы.
Щебеча, Гарахк повернулся и зашагал прочь. Остальные из его группы последовали за ним. Вскоре все они скрылись из виду, хотя их веселые голоса еще некоторое время доносились до Рекоша.
— Они ничего не поймают, пока их голоса так громки, — сказал Оккор, который был среди оставшихся Терновых Черепов.
— Громкий голос, громкий шар'тай. Разве это не так? — спросил Рекош.
Задумчивый гул донесся со стороны Оккора.
— Когда ведешь войну, да.
— Но для охоты громкий голос — пустое брюхо, — добавил желтый Терновый Череп по имени Эльхарат.
— Ах, вот почему ткач сегодня не охотится, — сказал другой Терновый Череп. — У него слишком громкий голос.
Рекош защебетал вместе с другими вриксами.
— Не слишком громкий. Слишком неутомимый. Слова падают, как дождь с неба, вызывая наводнение.
— Наводнение, которое заставит нас молиться о скорейшем наступлении сухого сезона, — Оккор нарисовал знак Восьмерки руками.
Подняв жвалы в ухмылке, Рекош ответил:
— Возможно, тогда я сделаю свой голос еще громче, чтобы Восьмерка тебя не услышала.
Оккор со стуком ударил передней ногой по ноге Рекоша. Запах Тернового Черепа — камня и дерева с легким привкусом трясины — был одновременно знакомым и незнакомым. Он и другие Терновые Черепа поставили корзины и мешки, которые принесли с собой, и быстро разбили лагерь.
Лейси встала рядом с Рекошем.
— Это то самое место?
Рекош кивнул, но все слова, которые он мог бы сказать, мгновенно испарились из головы, когда с другой стороны от него появилась Ахмья.
Она была так близко, что одно ее присутствие заставляло кожу покалывать от тепла, а тонкие волоски — вставать дыбом. Всякий раз, когда они оказывались так близко друг к другу, Рекош отчаянно боролся с собой, чтобы не потянуться к ней, как и сейчас. Его сумка, казалось, оттягивала плечо, ее содержимое ощущалось в восемь раз тяжелее, чем раньше.
— Гарахк сказал, что мы останемся здесь на ночь? — спросила Ахмья, когда они с Лейси взяли по корзинке.
Грудь Рекоша выпятилась.
— Ты с каждым днем все лучше понимаешь слова вриксов, ви’кейши.