Положив одну руку на выпуклый изгиб его живота для поддержки, она наклонилась ближе.
Красный должен служить предупреждением. Красный должен означать опасность. Но когда дело дошло до Рекоша, все, чего она хотела, — это подойти поближе. Все, чего она хотела, — это прикоснуться.
Она обхватила пальцами член и погладила.
Рекош вздрогнул и откинул голову назад, сжимая в кулаках пушистый шелк.
— Формирователь, уничтожь меня… Ах, самка, не останавливайся.
Его мольба послала вспышку вожделения прямо в ее сердце.
Крепко держась за его длину, Ахмья двигала рукой вверх-вниз в устойчивом ритме от выпуклостей у основания к широкому кончику. Его член, горячий и скользкий от масел, скользил по ее ладони, и это напомнило ей о том, как приятно было ощущать, когда он входил и выходил из ее киски, о том, как кончик толстой головки массировал внутренние стенки во всех идеальных местах.
Рекош напрягся и выгнул спину. Член дернулся и запульсировал, сохраняя собственный быстрый ритм, соответствующий биению его сердец. Его пряный аромат пронизывал ее, становясь сильнее с каждым мгновением, усиливая пустую боль внутри.
Ахмья наблюдала за ним. Наблюдала за тем, как двигалось его тело, как он боролся с собой, наблюдала за тем, как он пытался не сводить с нее глаз, но был беспомощен, когда они закрылись от удовольствия.
Он был красивым, чувственным созданием, столь же смертоносным, сколь и соблазнительным.
И он принадлежал ей.
Мой монстр. Моя пара.
Она усилила хватку. Его масло покрыло ее ладонь и потекло по руке. Клитор напрягся, а ее сердцевина сжалась от желания. Она стиснула бедра вместе, но это давление никак не уменьшило дискомфорт. Даже ее мягкое шелковое платье было невыносимо для чувствительной кожи — оно стесняло и раздражало кожу, почти болезненно, когда терлось о твердые соски.
— Я чувствую запах… твоего желания, ви’кейши, — прохрипел он, открывая глаза, чтобы посмотреть на нее.
Губы Ахмьи приоткрылись, когда она посмотрела ему в глаза.
Боже, как же она хотела его. Она никогда не понимала, как желание может причинять боль, как оно может заставить кого-то гореть изнутри, но сейчас оно поглощало ее.
Рекош положил когтистую руку ей на бедро и сжал, позволяя почувствовать уколы когтей.
— Твоя киска влажная для меня?
— Да, — задыхаясь, ответила Ахмья.
Он зарычал и потянул ее за платье.
— Покажи мне себя. Покажи мне мою прекрасную пару.
Ахмья не колебалась. Выпустив член, она приподняла задницу, ухватилась за подол платья и стянула его вверх по телу и через голову, страстно желая избавиться от него. Прикосновение ткани к соскам вызвало у нее дрожь.
Издав трель, Рекош провел тыльной стороной пальцев вверх по ее животу, заставив кожу затрепетать.
— Вот она. Такая мягкая, такая красивая…
Как раз перед тем, как он смог дотянуться до ее груди, Ахмья перехватила его запястье и остановила движение. Как бы сильно она ни жаждала прикосновений, она знала, что, позволив ему зайти дальше, уже невозможно будет сдержать свое желание, чтобы он прикасался к ней в другом месте. Больше всего на свете прямо сейчас она хотела его удовольствия. Она хотела увидеть, как он распадается на части, хотела раскрыть тайну того, что она чувствовала так глубоко внутри себя.
— Пока нет, — ответила она.
— Пока нет?
Положив его руку обратно себе на бедро, Ахмья сжала его член, еще раз сомкнув пальцы вокруг основания.
Он прерывисто вздохнул, не сводя с нее глаз.
Она опустила голову, пока ее рот не оказался над кончиком члена.
— Я хочу сперва попробовать тебя.
Ахмья обхватила губами головку его члена и пососала.
Его ноги напряглись и впились в пушистый шелк, он приподнялся, опираясь на руки, прорычав ее имя. Она застонала, когда аромат корицы и гвоздики заполнил рот. Тот слабый вкус, который она почувствовала раньше, не мог сравниться с этим. Он был восхитителен, он был божественен. Она обвела языком заостренную головку члена и скользнула им в щель в поисках большего.
Рекош зашипел и крепче сжал ее бедро, впиваясь когтями в кожу. Жалящие уколы только усилили ее потребность. Она оторвала от него голову и тяжело дышала, переводя дыхание. Дрожь сотрясла его тело, и член дернулся в ее руках. Она жадно наблюдала, как семя сочится из кончика и стекает по стволу.
— Ахмья… — прохрипел Рекош в прерывистой мольбе.
Опустив голову, она прижалась языком к его стволу и провела им вверх, а затем по кончику, впитывая семя и его масло, впитывая как можно больше его вкуса, прежде чем снова взять головку в рот.
— Блядь! — зарычал Рекош.
Это слово — вульгарное, злое, человеческое слово — прозвучавшее от ее пары в ответ на то, что она делала, было самой возбуждающей вещью, которую Ахмья когда-либо слышала. Он произнес его с такой страстью, с такой необузданной потребностью. Переведя взгляд на его лицо, Ахмья сосала и облизывала его член, испытывая жажду и потребность в большем, поглаживая его ствол рукой, чтобы компенсировать то, что она не могла взять в рот.
— Ах, кир’ани найлия, кир’ани ви’кейши, — благоговение в голосе противоречило борьбе, явно происходившей в его теле. Его мышцы напряглись, изгибаясь и растягиваясь под шкурой, в то время как ноги впивались все глубже и глубже, разрывая пушистый шелк, а когти вырывали из него комки. Рука, которую он собственнически держал на ее бедре, дергалась и беспорядочно двигалась, переместившись на ее бедро, затем на спину, вверх к волосам и снова вниз после колебания. Как будто он не знал, куда ее поместить, не знал, куда хотел ее поместить.
Наконец, он положил нижние руки ей на голову, запустив пальцы в волосы, покалывая когтями кожу головы. Он зарычал, когда ее голова качнулась над ним. Ее челюсть горела от растяжения, но Рекош был слишком хорош на вкус, чтобы она могла остановиться.
Прохладный воздух прошелестел над ее разгоряченным лоном, и Ахмья со стоном раздвинула бедра. Ее лоно сжалось, пустое и ноющее, а киска текла от возбуждения.
Она нуждалась в облегчении. Ей нужно было…
Ахмья просунула свободную руку себе между бедер и погладила клитор. Хныкающий стон вырвался у нее, отдаваясь в его члене, когда удовольствие вспыхнуло в животе.
— Нет, — голос Рекоша прогрохотал как гром, звук, который Ахмья скорее почувствовала, чем услышала, когда он схватил ее за руку и заставил убрать ладонь от киски. — Моя.
Прежде чем она успела выразить свой протест по поводу внезапного прекращения ее ласк, Рекош схватил ее и поднял на ноги. Ахмья ахнула, когда его большие, сильные ладони схватили ее за бедра, и она обхватила их руками, когда он поднял ее над своим телом.
Он опустил ее так, что она оказалась верхом на его голове, спиной к нему — глядя вниз вдоль его длинного, мощного, чувственного тела врикса на блестящий член, который всего минуту назад был у нее во рту.
— Рекош, что…
— Ты нужна мне, найлия, — прорычал он отрывисто, прежде чем засунуть язык в ее киску.
Ахмья вскрикнула. Его язык погружался в нее снова и снова, потирая внутренние стенки и другое тайное местечко, которое возбуждало каждый ее нерв, разжигая удовольствие все сильнее и сильнее. Он заставлял ее сгорать от желания. И Боже, она нуждалась в Рекоше так же сильно, как он нуждался в ней. Нуждалась в его словах, его прикосновениях, нуждалась в его длинном, гибком языке, который продолжал бы трахать ее вот так.
Ахмья извивалась, но Рекош держал ее крепко, не давая вырваться, поэтому она вцепилась в него руками и бедрами. Он застонал, и она почувствовала, как стон завибрировал в ней, усиливая экстаз.
Одной из нижних рук он обхватил ее икру, убедившись, что она не сможет отодвинуться, даже если захочет. Другой медленно, дразняще скользнул вниз по торсу, обводя похожие на броню выступы груди и живота с легкостью, не вязавшейся с ненасытными, бешеными движениями языка.