Ахмья обвила руками шею Рекоша, все ее тело сжалось, и крик удовольствия вырвался из горла.
— Ахмья, — прохрипел Рекош, его тело задрожало, и он врезался в нее в последний раз, прежде чем член набух.
Крепко прижимая ее к себе, он зарычал, и жар расцвел внутри нее, когда он наполнил ее своим семенем. Движения усиков усилились, стимулируя шейку матки, посылая Ахмью в очередной оргазм. Она застонала и прижалась киской к его щели, удерживая его выпуклости глубоко, не желая, чтобы этот момент закончился.
Казалось, Рекош так же не желал этого, поскольку держал руки на ее бедрах, гарантируя, что его член останется погруженным в нее, запечатывая свое семя внутри, в то время как они оба содрогались от одного оргазма за другим, каждый менее мощный, чем предыдущий, но не менее приятный.
Когда трепетание усиков наконец прекратилось, Ахмья обмякла рядом с ним. Ее конечности дрожали и были слабыми, а тело покрылось испариной.
Она поцеловала Рекоша в шею.
— Я люблю тебя.
Он нежно потерся носом о след от укуса на ее плече, проводя когтями по ее волосам.
— Ты вплетена в мой дух, моя сердечная нить.
ГЛАВА 23

При свете дня все стало таким очевидным. Знаки были повсюду. Это было поселение — довольно большое, судя по всему. Многое из того, что Ахмья и Рекош приняли за скальные образования или неровности в земле, было древними каменными стенами, покрытыми слежавшейся грязью и увитыми лозами. Несмотря на деревья и буйную растительность, несмотря на то, что большие участки стен обрушились или были поглощены временем и стихиями, было легко представить фундаменты сооружений, которые когда-то стояли здесь.
Вероятно, потому, что Ахмья теперь знала, что она ищет, ее глаза открылись на природу этого места, и теперь она не могла не видеть его — не то чтобы ей этого не хотелось. Оно было завораживающим. Вриксы были разнообразным народом, и их история была богаче, чем мог предположить даже Рекош, у которого в голове хранилось так много историй.
Его интерес был так же велик, как и ее, поскольку их исследование выявило еще больше отдельных рисунков и участков похожих на паутину письменности вриксов, большая часть которой была слишком стерта, чтобы он мог ее расшифровать. Это место представляло собой часть его культуры, его наследия, о котором он никогда не знал, и это совместное с Рекошем открытие заставило сердце Ахмьи переполниться.
Она слишком хорошо знала, каково это — быть оторванным от своего наследия. Слишком хорошо знала о неуверенности в себе, которая могла возникнуть из-за этого, знала о противоречивом притяжении между прошлым, настоящим и будущим. Выросшая в Соединенных Штатах, она чувствовала себя чужаком, когда побывала в Японии, на родине своих родителей. Там было так много такого, о чем она не знала.
Мать рассказала ей все, что могла, об их культуре, их истории, но она умерла, когда Ахмья была маленькой. И хотя отец родился в Японии, мальчиком он переехал в Штаты и провел там большую часть жизни.
В любом случае, не то чтобы он был большим любителем делиться историями.
Теперь у нее никогда больше не будет возможности поговорить с ним, посетить Японию, узнать о своем наследии.
Если бы ты добралась до Ксолеи, то там было бы то же самое. Это твой выбор.
И все же, как бы сильно это ее ни огорчало, Ахмья не жалела об этом решении. Каждый шаг, который она сделала, привел ее сюда. Привел ее к Рекошу.
Они продолжили свое исследование дальше вглубь разрозненных руин, и когда обнаружили несколько широких осыпающихся ступеней, Ахмья поднялась по ним, постукивая копьем по камням, используя его как трость для ходьбы.
Пробежав пальцами по покрытой мхом каменной стене, которая тянулась вдоль одной из сторон, она уловила намеки на стертую резьбу под ней.
— Я бы хотела, чтобы ты мог увидеть это место таким, каким оно было когда-то. Даже в руинах оно прекрасно.
— Достаточно увидеть его вместе с тобой сейчас, — ответил Рекош, идя рядом с копьем в руке.
— Как ты думаешь, если бы мы привели сюда Терновых Черепов, его можно было бы восстановить?
Он задумчиво хмыкнул.
— Возможно. Но зачем? Наш дом в Калдараке.
— Я знаю, но, — Ахмья пожала плечами, продолжая подниматься по ступенькам, — теневые охотники и Терновые Черепа объединились. Может быть, это могло бы снова случиться с другими вриксами. И у вас могло бы быть место, где вы все собирались бы вместе, как единое целое, как было здесь раньше.
— Мы расскажем остальным об этом месте, и они поступят так, как пожелают. Но есть только одна, с кем я хочу быть единым. И она не врикс.
Смеясь, она взглянула на него и увидела, что его жвалы приподнялись в улыбке.
— Я не прочь снова соединиться с тобой.
Он с мурлыканьем потер передней ногой о ее зад.
— Моя найлия голодна.
Хотя Ахмья покраснела от такого открытого флирта, она не могла не ответить.
— И я бы сказала, что мой лувин испытывает жажду.
Рекош тихо защебетал.
— По тебе — всегда.
Желание вспыхнуло внутри, когда она вспомнила, каким жаждущим он был тем утром, и ощущение его языка, проникающего глубоко, глубоко, глубоко в ее киску. Ходьба, казалось, только усилила внезапное возбуждение клитора и заставила ее осознать, как быстро Рекош может сделать ее влажной.
Боже, Ахмья. Ты больше не девственница и теперь можешь думать только о сексе?
Я ничего не могу с собой поделать! Просто… это так хорошо.
С Рекошем было так хорошо.
Он всегда так защищал ее, всегда был таким нежным и заботливым. Но ей нравилось, что он не обращался с ней, как со стеклянной, когда они занимались сексом. Нравилось, как он позволял инстинкту взять верх, нравилось, как он трахал ее.
К счастью, прежде чем она успела еще немного задержаться на этих мыслях, они добрались до верха лестницы, и Рекош издал трель. Воздух вырвался из легких Ахмьи при виде открывшегося перед ней зрелища.
Они подошли к пруду, немного больше олимпийского бассейна, окруженному скалами, поросшими корнями и лианами. Несколько каменных колонн стояли по краям пруда, большинство из них, по крайней мере, частично разрушились, детали стерлись до неузнаваемости. В большой нише, вырубленной в скале прямо перед нами, возвышался кусок каменной кладки.
Как и все остальное, он был поврежден, разрушен и покрыт мхом. Но форма, которую он предполагал, была четкой — врикс. Женщина-врикс.
Она стояла на коленях, уперев передние ноги в землю и подняв три обломанные руки. Четвертая, единственная, которая была целой, была вытянута над прудом, кисть повернута и сжата в кулак.
Естественный разрыв в пологе джунглей, созданный этими скалами, позволял солнечному свету свободно падать на пруд, заливая его теплым золотистым сиянием, от которого вода мерцала. Яркие цветы санкреста усеивали скалы, их лепестки были открыты солнечному свету, но они бледнели по сравнению с самой уникальной особенностью из всех — цветами, растущими из воды.
Ярко-желтые цветы с заостренными лепестками стояли на тонких стеблях прямо над поверхностью пруда. Самые высокие из них были меньше фута в высоту, в то время как другие были такими низкими, что их нижние лепестки касались воды. На стеблях также росли большие, колючие, веерообразные листья, напоминающие пальмовые.
Они были повсюду, почти полностью закрывая пруд, их лепестки были такими яркими, что, казалось, светились собственным светом.
Ахмья скользнула взглядом по цветам, и ее наполнило чувство ностальгии. Эти цветы так сильно напоминали лотосы.
Волнение захлестнуло ее. Ахмья сделала несколько шагов вперед, прежде чем резко остановилась.
Нет, она уже проходила по этому пути раньше и не спешила снова подвергаться нападению кровожадного плотоядного растения.