Она посмотрела на Рекоша.
— Они безопасны?
— Цветы, да, безопасны, — ответил он, проходя мимо нее к кромке воды, вытянул копье, потревожив поверхность воды острием. Легкая рябь расходилась во все стороны. Некоторые растения покачивались вместе с созданными им крошечными волнами.
Рекош некоторое время смотрел на пруд, и Ахмья подошла к нему. Вода имела легкий зеленый оттенок, но была относительно прозрачной, позволяя разглядеть темные очертания крошечных, похожих на рыб существ, порхающих среди корней и мусора на дне.
— Выглядит безопасно, — сказал он, убирая копье, — но держись поближе, кир’ани ви’кейши.
Она посмотрела на него снизу вверх. Его тело было напряжено, и она увидела настороженность в прищуренных глазах, когда они окинули взглядом пруд и окрестности. Не было никаких сомнений, о чем он думал. Он помнил, как на нее напала огненная лиана, и все еще винил себя за то, что не смог защитить ее.
Ахмья положила ладонь ему на плечо.
— Все в порядке.
Кряхтя, он повернул лицо к Ахмье, не сводя с нее глаз, пока напряжение не покинуло его. Он погладил передней ногой ее икру над ботинком.
— Я знаю.
Почти дрожа от возбуждения, она опустилась на колени на краю пруда и отложила копье. Наклонившись вперед и твердо опершись одной рукой о землю, Ахмья протянула руку и взяла в ладонь один из пышных желтых цветков, притягивая его ближе. Сделав это, она поняла, что лепестки оказались не такими чисто-желтыми, как казалось издалека, а были окрашены на верхушках ярко-красными пятнами. Этот красный цвет заполнил серединки цветов.
— Что это? — спросила она.
— Аджа’ани’недал, — Рекош опустился на колени рядом с ней и провел тыльной стороной пальца по одному из лепестков с красными отметинами. — Кровь матери.
— Кровь матери? — она усмехнулась. — Я думаю, красные пятна на лепестках действительно похожи на капли крови.
— Эти цветы очень редки, но, если они растут, то очень густо разрастаются. Такие бассейны, как этот, часто превращают в священные места, — он выпрямился и указал через воду на статую. — Говорят, что давным-давно ужасная болезнь поразила вриксов. Многие умерли, и все страдали. Праматерь посмотрела на своих отпрысков, и ее захлестнула печаль при виде такой боли. Итак, она разрезала себе руку, и ее кровь пролилась дождем, упала на эти цветы и передала им часть своей силы. Поскольку они отмечены ее кровью, известно, что они исцеляют, могут облегчить болезнь и боль, остановить кровотечение из ран. Как и корень Мендера, они редки, и тоже священны. Вриксы не осмеливаются брать слишком много, опасаясь, что жертва Праматери пропадет даром.
Он хмыкнул и наклонил голову.
— Я рад, что Зурваши не нашла это место. Она бы уничтожила его.
Ахмья нахмурилась, откинулась на пятки и посмотрела на пруд. Она слышала истории о жадности Зурваши к корню Мендера, который требовался ей не из-за его целебных свойств, а потому, что из него получался ее любимый оттенок фиолетовой краски. Как она из-за этого развязала войну против Терновых Черепов, что привело к стольким смертям только из-за ее тщеславия. Но Ахмья ничего не слышала об аджа’ани’недале.
— Зачем ей разрушать это место? — спросила она.
— Потому что оно не для нее. Оно не восхваляет ее. А она знала только, как брать у других, потому что была достаточно сильна для этого.
Она посмотрела на разрушенную, разбитую статую Праматери. Время и природа нанесли ей урон, но она простоит еще много лет. Ахмья улыбнулась, когда ее взгляд упал на заросший цветами пруд.
— Я тоже рада, что она не нашла это место. Оно прекрасно.
— Оно приносит тебе радость, Ахмья. Для меня это истинная красота.
Ахмья подняла глаза на Рекоша и обнаружила, что он с нежностью смотрит на нее. Тепло расцвело внутри, вызвав знакомый трепет в животе.
Она схватила его за длинную косу и легонько потянула, пока он не наклонился к ней. Приблизившись, она прижалась губами к его твердому рту.
— Ты приносишь мне больше всего радости.
Издав тихую трель, он обхватил ладонями ее затылок и нежно прислонил головной гребень к ее лбу.
— Ах, моя найлия, моя сердечная нить…
Сердце забилось быстрее от этой близости. Ей нравилось, когда он говорил такие нежные слова, нравилось, как он вкладывал в эти простые слова такую любовь и значение.
Широко улыбаясь, Ахмья накрутила его косу на палец.
— Тааак… Можно мне взять немного Крови матери?
Он с шумом отстранился, весело прищурив глаза.
— Я знал, что ты спросишь.
Ее губы растянулись в широкой улыбке.
— Значит, это «да»? Это не запрещено?
— Не запрещено. Но, — он поднял руку с едва разделенными указательным и большим пальцами, — только немного.
— Да! Я знаю, Диего тоже не отказался бы. Как думаешь, мы могли бы взять с собой пару корешков, чтобы посадить в Калдараке? У Терновых Черепов нет подобного места, насколько я знаю, но я уверена, что они могли бы построить что-нибудь в память о Праматери.
Его жвалы приподнялись.
— Я думаю, это подарок, который они оценили бы.
— Спасибо! — Ахмья запечатлела еще один поцелуй на его рту и поднялась на ноги. Начав снимать ботинки, она спросила: — Могу я одолжить твой нож?
Сняв сумку, он поставил ее на землю и раскрыл. Почти сразу он извлек оттуда нож — человеческой работы, металлический — и протянул ей рукоятью вперед.
Вместо того, чтобы сразу же взять его, Ахмья спустила с плеч плетеные бретельки и стянула платье по телу, позволив ему образовать лужицу вокруг ног, как только оно соскользнуло с бедер.
— Ахмья, — прохрипел Рекош.
Она подняла глаза и обнаружила, что его взгляд прикован к ее обнаженному телу. Желание прошептало в ней в ответ на неприкрытый голод в его глазах, и соски затвердели.
Как далеко она продвинулась всего за несколько коротких дней. Она никогда бы не разделась так небрежно перед другими, но с Рекошем? Ей нравилось, как он смотрел на нее. Нравилось, как он отвечал ей.
Нравилось, как ее тело реагировало на него.
Но прямо сейчас у нее была задача, и она не могла позволить себе отвлекаться. По крайней мере… пока.
Усмехнувшись, Ахмья приложила палец к челюсти Рекоша и закрыл ему рот.
— Ты можешь смотреть, но не можешь трогать.
После она дразняще провела пальцем по его груди, взяла предложенный им нож и отошла, чтобы сесть на край пруда. Вода была прохладной на разгоряченной коже, когда она опустила в нее ноги, заставив тело покрыться мурашками.
Ахмья с улыбкой посмотрела на свою пару через плечо.
— Ты присоединишься ко мне?
Рекош зарычал, и она опустила глаза, увидев, что его застежки плотно прижаты к щели. Она прикрыла рот рукой, чтобы приглушить хихиканье.
— Коварно, самка. Ты пытаешься соблазнить меня, — он подошел к пруду и шагнул в воду. Через пару шагов вода дошла ему до таза, закрывая застежки и щель. Он повернулся и поманил ее к себе, согнув пальцы. — Пойдем.
О, она расскажет позже. Она была уверена в этом.
Ахмья скользнула в воду, медленно, прерывисто вздохнув от холода. Когда она опустила ноги на дно, вода поднялась до груди, облизывая соски. Она схватила стебель ближайшего желтого цветка и разрезала его ножом.
Когда она взяла цветок в ладонь и посмотрела на него, ее снова накрыла волна ностальгии.
— На Земле есть цветок, похожий на этот.
— Расскажи мне, — попросил Рекош.
— Он называется лотос. По-японски «хасу», — Ахмья провела пальцами по лепесткам. — Он растет в мутной воде, но его лепестки чистейшего розового или белого цвета. Лотос символизирует преодоление невзгод и достижение просветления. Он цветет всего несколько дней.
Она положила цветок на заросший травой берег и с улыбкой повернулась к Рекошу.
— Каждое лето, когда я была маленькой, мы навещали моих бабушку и дедушку в Японии. Бабушка брала меня, моего брата и маму собирать урожай лотосов, корни и семенные коробочки, которые остаются после того, как опадают лепестки.