— Барышня, не пытайтесь меня разжалобить, — проворчала Луиза, заходя в дом.
Линн рассмеялась.
— С чего ты взяла, что я пытаюсь тебя разжалобить?
— Так мне показалось, — сказала Луиза и, склонив голову набок и прислушавшись, добавила: — А теперь мне кажется, что проснулся твой сын. Займись им, а я пока закончу на кухне. Сегодня пришлось готовить больше. — Она сняла крышку со стоявшей на плите кастрюли с «чили»; по кухне пополз такой аппетитный запах, что у Линн потекли слюнки. — Наконец-то въехал жилец в комнаты мисс Ларсон.
— Прекрасно, — сказала Линн, которой хотелось бы узнать побольше о новом жильце, но наверху призывно заплакал Майкл, и она, как и положено примерной матери, бросилась вверх по лестнице.
Майкл, держась кулачками за поручни ограждения, подпрыгивал в своей кроватке; один носок сполз у него с ноги, майка задралась, оголив живот.
— Привет, малыш, — сказала Линн, подхватив его на руки и крепко прижав к себе.
Он пах знакомым младенческим теплом; лаская его, Линн твердила себе, что с нее достаточно того, что у нее есть дети. И все же в глубине души она по-прежнему тосковала по отцу этого малыша. Ей еще только предстояло научиться жить с этой неизбывной тоской.
Просто забудь, выкинь его из головы, уговаривала она себя. Неужели тебе до сих пор неясно, что ему не нужна та жизнь, к которой стремишься ты. Так забудь о нем.
Но как она может забыть, если всякий раз, прижимая сына к груди, она с болью в сердце вспоминала объятия Клиффа?
— Малыш, как бы я хотела, чтобы все было по-другому, — нашептывала она на ухо мальчику. — Как бы я хотела дать тебе то, на что ты имеешь полное право. Но я не могу, поэтому нам придется довольствоваться тем, что есть. Мы справимся, мы втроем. У нас впереди замечательная, счастливая жизнь.
Держа за руку Майкла, она спустилась на кухню, где уже сидела за столом, прихлебывая чай, миссис Грэм; она работала неполный день в регистратуре в клинике дантиста и только что вернулась. Миссис Грэм наклонилась к Майклу и посадила его себе на колени.
— Мики, Мики, Мики, — защебетала она, щекоча ему подбородок. — Ты будешь сегодня паинькой? — Она посмотрела на Линн. — Сегодня ревел полночи. Слышно было в противоположном крыле.
Линн скрепя сердце пробормотала извинения. Хорошие постояльцы большая редкость, и с их капризами приходится считаться.
— Кстати, Лу, — спросила она, — что за новый жилец занял комнаты мисс Ларсон?
— Не беспокойся, на сей раз ты останешься довольна, — ответила Луиза. — Я просто не поверила своим глазам, когда...
Ее рассказ был прерван истошным воплем, доносившимся с заднего двора. Линн кинулась к двери, но за спиной у нее заголосил Майкл, видимо испугавшись, что мама снова бросает его. Линн опрометью подбежала к столу, забрала Майкла с колен мисс Грэм и выскочила во двор, где под качелями с испачканным землей пополам со слезами лицом во весь голос ревела Аманда, высунув изо рта язык, который она прикусила во время падения.
— Ах ты мое солнышко, ну иди к мамочке, — проворковала она, приседая на корточки и обнимая малышку свободной рукой.
На кухне Луиза уже поджидала их, держа наготове лед.
— Вот возьми-ка, сладкая моя, — сказала домохозяйка, отправляя кубик льда в рот девочке и протягивая Линн полотенце.
Луиза взяла Майкла и, посадив его на высокий детский стул, сунула ему морковку, которую он тут же принялся грызть. Миссис Грэм предусмотрительно ретировалась, оставив на столе недопитую чашку чая. Она любила детей, но только до той поры, пока те были чистенькие, сухие и веселые. Как только начинались мелкие неприятности, она предпочитала уединяться в своей комнате на втором этаже в противоположном крыле.
— Как твоя подруга? — спросила Луиза, занимая место у раковины.
— Подруга?
— Которую ты навещала.
— Я... А-а! Отлично. У нее все в порядке.
— Гм. Помнится, ты говорила, что она заболела.
— Ну да... она была больна, но сейчас... ей уже лучше.
Линн, потупив взгляд, вытирала полотенцем грязь с лица Аманды. Она боялась посмотреть Луизе в глаза.
— Ну-ну, — многозначительно произнесла Луиза, энергично взбивая соус для салата. Затем попробовала на вкус, добавила немного уксуса и вылила содержимое в стеклянный графинчик, который убрала в холодильник. — Знаешь, — как ни в чем не бывало продолжала она, — почему старые горничные всегда остаются старыми горничными? Потому что принято считать, что больше они ни на что не способны. Все думают, что мы ничего не смыслим в отношениях между женщиной и мужчиной, что мы понятия не имеем об их желаниях. Глупо, да?