— То же самое, — смеясь, я ныряю обратно за занавес в гардеробе. И немедленно мои губы опускаются. Вечеринки включают в себя много людей, а много людей значат множество предсказаний о смерти. Но я должна пойти с Рейвен, чтобы защитить её от неё самой, потому что она, как правило, становится безрассудной.
— Итак, на чью вечеринку мы отправимся вечером? — я выскальзываю из пледа, в который была обёрнута, снимаю пижаму и натягиваю свои выцветшие джинсы.
— Реми, — отвечает Рейвен, и я могу слышать, как она роется в моем ящике с украшениями.
Вытянув лицо, я надеваю приталенную черную рубашку.
— Она живет по пути к озеру? — задаю вопрос я, надевая свои ботинки.
Она просовывает голову внутрь гардероба.
— Не будь такой занудой, Эм. Почему бы тебе хотя бы раз не позволить себе потерять контроль и повеселиться? — она отходит назад, когда я вхожу в комнату.
— Я не зануда, — я беру ключи от машины со столика, надеваю своё темно-бордовое ожерелье и кладу перо на ящик с украшениями, — я просто ненавижу вести машину всю дорогу туда. Это получается таким дерьмовым заездом. И там просто всегда очень много людей на вечеринках Реми.
Она надувает губы и щурит глаза.
— Достаточно, Эм. Можем мы пойти и повеселиться как две обычные студентки колледжа?
Слово «колледж» подталкивает меня. Мы ходим в местный колледж Стар Холлоу с тех пор, как наши родители не смогли позволить нам что-нибудь еще. Мы получаем гранты каждый семестр, покупаем книги или арендуем их, когда можем, и живем дома. Большинство классов учат профессора, которые знают меньше, чем мои школьные учителя, и иногда я задумываюсь, зачем вообще хожу в колледж.
Я заставляю себя улыбнуться:
— Мы всегда ходим на вечеринки.
Она игриво ударяет мою руку.
— Но ты никогда не веселишься, поэтому хотя бы сегодня можешь попытаться?
Вздохнув, я киваю:
— Хорошо, я попробую, но сложно веселиться, когда люди смотрят на тебя, будто ты можешь убить их.
— Никто не винит тебя за смерть твоего отца. Даже копы сказали, что это не могла быть ты. Они ведь не выдвинули обвинения.
— На самом деле, они так не говорили. У них просто не было достаточно улик, чтобы сделать это.
— Да, но никто не думает, что ты действительно могла убить его, — убеждает она меня.
— Все в этом городе так думают, — не соглашаюсь я, — они думают, что причина моего исчезновения на неделю — это то, что я скрывалась от копов.
— Ну, возможно, если бы ты сказала кому-нибудь, где была… — она ждет, но я молчу, и буду молчать до того дня, пока не умру. Она закатывает глаза и сгибает мизинец перед собой, — никто не думает, что ты убийца. Теперь поклянись, что ты будешь веселиться.
— Ладно, — я строю гримасу и цепляюсь своим мизинцем за ее, — я клянусь, что попробую повеселиться.
Она сжимает мизинец.
— Не попробуешь, а будешь.
— Я обещаю, что буду веселиться, — сказала я нахмурившись.
Она подпрыгивает, оживленно хлопая в ладоши, пока я пристегиваю браслет с шипами к запястью, затем мы выходим за дверь.
— И помни, что случится, если ты заберешь свои слова обратно, — говорит она, спускаясь вниз по лестнице, размахивая руками.
— Да, да, плохая карма настигнет меня, — говорю я, зашнуровывая ботинки после того, как прохожу последнюю ступеньку. Рейвен очень сильно верит в карму, но я сыта кармой по горло с тех пор, как мне исполнилось четыре, когда я случайно забрала жизнь моей бабушки.
— Чувак, почему ты выглядишь так, будто совершила преступление? — мой брат Йен опирается на дверной косяк кухни, опаляя шальную нить на его балахоне с помощью зажигалки. Его тонкие коричневые волосы спрятаны под серую шапочку и, как обычно, его руки полностью покрыты краской. Он также высок, как и я, и немного худощавый. Очень часто люди думали, что он младше меня.
Я качаю головой и выхватываю у него зажигалку.
— Почему ты играешь с огнем? Когда-нибудь ты навредишь себе. Или поранишь кого-нибудь другого.
Он делает выпад за зажигалкой, но я уклоняюсь и мчусь в кухню, где ковер сменяется кафелем. Я кидаю зажигалку на пол и смотрю, как она разбивается.
— В чём твоя проблема? — кричит Йен, подбирая сломанные кусочки.
Йену двадцать один, он на два года старше меня, и он все еще живет дома. В шестнадцать он объявил себя бедным художником, что означает, что он будет жить здесь всегда, опустошая холодильник и зависая на чердаке, который является его «студией».
Он хватает мою руку и жестко сжимает ее.
— Почему тебе нужно быть такой сукой временами?
Я напрягаюсь, пока чувствую, как его смерть грубо проходит через меня, словно яд. Огонь везде, крыша нашего дома сияет в огне. Йен лежит на полу, умирая — он хочет быть здесь. Я вырываюсь и резко делаю вдох через нос. Я видела его смерть раньше, и каждый раз она одинаково болезненна. В прекрасном мире, полном роз и солнечного цвета, я бы имела возможность изменить причину его смерти. Но насколько я знаю, предсказания смерти окончательны и неизменны также, как и чернила на страницах моего блокнота.