Глава 1
— Моя королева...
Начальник стражи, светлый айну, пол за спиной которого подметали длинные маховые перья его огромных белых крыльев, почтительно поклонился, открывая своей госпоже вход за Грань Мира. В больших светлых глазах виделось неодобрение; айну явно думал о том, что не стоило его повелительнице самой снисходить до Врага. Она ответила ему взором сильным, спокойным и уверенным. А затем прошла внутрь. Но за гранью мира вовсе не царила тьма. Тут было пусто и холодно, но пространство наполняли обрывки прошлого — всё исторгнутое из мира скапливалось здесь. Для Мелькора же это безбрежное, голое и серое пространство ограничивалось пределами досягаемости его цепи, к которой он был прикован. Цепь лежала на безжизненной земле, похожая на остов мертвой змеи, и призывно звякнула, стоило Варде приблизиться. За ней потянулась черная сгорбленная тень, едва приподнимавшаяся от земли.
— Покажи себя! — потребовала она.
Он ведь может облечься телом? В этом же и состоит наказание, так? Но черный длинный плащ, казалось, трепетал на ветру сам по себе, едва поднимаясь над землей. А затем порыв ветра отбросил его, и Варда вскрикнула и отшатнулась. Ей не верилось, что это скрючившееся уродливое создание и есть тот, кто некогда был сотворен первым и прекраснейшим. Глубокие черные тени на щеках, пальцы, обожженные до кости, длинные и черные, как когти зверя, слезящиеся и невидящие глаза. Он повел лицом, поворачиваясь, точно чувствовал колебания воздуха, но ничего не мог увидеть. Варда посмотрела на ошейник, болтавшийся на тощей шее, и внутренне содрогнулась. Затем сделала шаг вперед.
— Мелькор, — позвала она, а затем протянула руку к нему, протягивая то, зачем явилась; её целью было поделиться силами айнур — потому что Манвэ однажды понял, что не может лишить брата жизни, и не хотел быть виновником его смерти; за гранью мира же силы Мелькора, и без того расточенные в Арде, иссякали, и дух его мог распасться и исчезнуть.
Цепь снова дернулась — черное существо проворно, пусть и неловко отодвинулось подальше. И она поняла, что он её... боится? Боится её занесенной над ним руки. Осознать это было страшно и жутко. Сразу же после осознания в душу к ней закрались сомнения. Не мог же Манвэ быть с пленником столь жесток? Нет, её муж был бесконечно добр и милосерден. Быть может, силы оставляют Мелькора, прозванного Морготом, оттого он и стал подобен зверю в своих повадках, — подумала она.
— Подойди сюда. Я не сделаю плохого.
Черная тощая тень не сдвинулась. Он держался настороженно, если только вообще видел её. Но ей казалось, что нет — и тогда она двинулась вперед, ещё и ещё, хоть и понимала, что отдает себя в его руки. С другой стороны, он был закован и так слаб... И явно испугался звука шагов, потому что рванулся прочь — но цепь не пустила.
— Тише, тише. Я не причиню зла, — протянула она к нему руку, медленно посылая к нему лучи исцеления, что должны были продлить его существование здесь. И темная тень медленно и опасливо подобралась к ней, устроившись под её ладонью. Варда помнила, как на суде валар Мелькор сам пожелал себе небытия и смерти — но теперь выходило, что он против воли тянулся к теплу и свету, и осознание этого радовало её.
— Как случилось, что ты ослеп? — осторожно спросила она. — Ты сказал, что я не достоин видеть твоё сияние, Манвэ. Значит, он ещё и не слышал её, а внимал только связи чрез осанвэ, которой владели все валар. — Вот как? — нахмурилась она и вновь не без содрогания дотронулась худых плеч. — Мэлько, ты не узнал меня? Это я, Элберет. И она послала ему образ звездного сияния — так он должен был вспомнить её. Он поднял к ней удивленное и неверящее лицо с провалами под глазами. Она увидела, как из невидящих глаз текут влажные слезы.
— Я побывала сегодня за гранью, — обратилась она к Манвэ. — Надеюсь, наш Враг не причинил тебе вреда, — пробормотал супруг. — Мне не показалось, что он на это способен. Но Манвэ, он так страдает! —Ты не должна ему верить. Помни, что он отец лжи.
Но в сердце Варды всё же запало сомнение. Моргот давно потерял способность менять своё воплощение. А ещё ей казалось, что она должна дать ему надежду и — непременно — спеть песнь о перерождении, что ждет их в исцеленной Арде.
А потому, едва дневное светило поднялось над горизонтом, она вернулась туда, где был заточен Враг мира, позволяя ему уткнуться лицом в свои колени, и гладила его по плечам, утешая.
Глава 2
Бесцветность и пустота царили за Гранью Мира, и взору было не за что зацепиться, поскольку то было пространство всего несотворенного. Но для Мелькора оно наполнилось сиянием надежды. Как показалось Варде он, однако, благоразумно молчал, понимая сколь многое сейчас можно испортить словами, и поддавался целительному касанию её руки. Она помнила многое, но не теперь ли пришла пора всё это простить? Протянутая её ладонь дотрагивалась мелькоровых опущенных плеч, и коленопреклоненная поза выражала собой его смирение и горе. Едва её звездная песнь послышалась чуть сильнее, он отозвался коротким глубоким вздохом, похожим на трепет оборвавшейся струны, и вновь замолчал. Варда глядела на него сверху вниз, озаряя светом, видимым даже темным провалам его глаз. — Твоя фэар истончилась и ослабла. Скоро она распадется и будет рассеяна в безвременье — а мне этого не хотелось бы; я помню тебя лучшим и первым из творений Эру. И я обещаю тебе, что ты не исчезнешь. Свет, быть может, и исцелял, но он же и ясно обнажал, сколь мало осталось от него прежнего. И ей точно казалось, что с момента прошлого её визита выглядел Моргот ещё более жалким, опустившимся и ослабевшим. И Варде очень сильно захотелось напомнить ему, что ещё существует свет, что добро безгранично и что ничего не кончено — даже несмотря на то, что ей и дотронуться до него нынешнего было страшно, и она с усилием преодолевала своё отвращение. Уверенность сменила всякое сомнение. И потом, она ведь обещала ему, что спасет его. Она подала надежду. Между ним и спасением стоял сейчас один-единственный тяжелый разговор.