Максим Кабир
Тьма лесов, тьма болот
Cлавянские народные ужасы
Горб висельников
Повелительница ворон. 1107 г
Князя едят вороны. Он жив, он в сознании, но не может шелохнуться. Смотрит, как комья угольно-черных перьев копошатся меж ног. Сколько жен у него было! Ни одна не понесла, не подарила дитятко, все сгинули в монастырях. А сейчас птицы жрут княжеский срам. Сунули клювы в мошонку, словно в кошель. Крик распирает грудь князя, но не вырывается наружу. Безжалостные птичьи глаза наблюдают. Клювы перекусывают семенные канатики. Князь скидывает оковы кошмара и резко садится в постели. Рубаха и перины пропитались по́том. Вороны исчезли. Сон…
Пламя десятка свечей озаряет расписные сундуки и резные лавки. Слуги следят, чтобы хозяин покоев не спал в темноте. «Мрак голоден», — говорил отец на смертном одре. Нынче князь старше своего отца. Спускаясь по ступенькам с высокого ложа, он чувствует себя ветхим. Слишком долгая жизнь, прошедшая на войнах и пирах, избыток вина, и эти повторяющиеся, крадущие силы сны…
Князь отворяет ставни, впуская в покои холод зимней ночи. Внизу раскинулся город, который возводили и укрепляли его предшественники и он сам, конечно. Когда кочевой народ, еще не познавший Христову веру, прибыл в дельту реки, жрец указал на голую скалу и провозгласил, что это — будущий трон мудрых и храбрых правителей. Затем жрец повернулся к заросшему густым лесом холму по соседству, побледнел и изрек тихо: «А это — трон погибели».
Горб Висельников возвышается над городом, конкурируя с замковой скалой. Предки князя рубили древние дубы, истребляли волков, отлавливали прячущихся в чаще грабителей, добывали камень для строительства. Язычники, не принявшие единого Бога, ушли на холм и возжигали костры, пугавшие горожан. Дедушка князя разрушил капища, утопил идолов в реке и поставил на северном склоне Горба церковь святого Лаврентия. Времена менялись. На Горбу больше не казнили преступников. Последней была молодая ведьма, насылавшая чары на княжеский род. Отец приказал привязать ее к ясеню в старой балке Перуна — на съедение воронам. Теперь у холма новое название и новое предназначение. Вместо поганого леса — виноградник, кровь Христова вместо крови еретиков.
Князь вдыхает морозный воздух и смотрит правее. Его сердце каменеет. Холм, так пугавший предков, напоминает дикого зверя, готового атаковать город и скалу с замком. В темноте кажется, что склоны холма за несколько часов заросли чащей. Высокое пламя пожарища озаряет ночь. Это пылает церковь святого Лаврентия. Над огнем, в дыму, пляшут языческий танец птицы.
— Вперед, псы, вперед! — Князь стегает коня и подставляет щеки неистовому ветру. Усы покрылись ледяной коркой. Меч в ножнах давно не придает уверенности.
Отряд, возглавляемый князем, карабкается по склону, ставшему слишком крутым. Позади — побратимы, павшие в неравном бою… кто скажет — с чем? Впереди ковыляет, причитая и заикаясь от ужаса, епископ. Ветер рвет его ризы. Епископ несет посаженный на длинный посох золотой реликварий, в нем — лопатка святого Валентина и зубы святой Людмилы. Сто отборных воинов, посланных князем, сгинули на холме, пропала без вести дюжина священников и монахов. Тогда князь за шкирку вытащил епископа из трапезной и велел собираться в путь.
Вот он, грозный Горб Висельников, и нет тут Бога. Кони упираются, прядут ушами. Демоны рыскают среди голых деревьев, налетая ураганом и утаскивая мужчин во тьму. Лишь моргнешь, а сбоку, где ехал мечник, уж нет никого. Какой дьявол пролил свое семя в гиблую землю?
Отряд преодолевает буреломы, слепленные из человеческих костей. Идет через уничтоженные виноградники: сухие лозы сплетены в великанские гнезда, где вместо яиц — черепа монахов. Мимо заброшенных каменоломен, из которых доносится утробный вой. Вороны взмывают, оскверняя своим присутствием небо. Не выдерживают смелые воины. Разворачивают коней. Князь хватает одного за грудки.
— Лучше убей, владыка, — говорит дружинник.
Князь отталкивает его:
— Вон! Убирайтесь все!
Он спешивается, конь мчит за беглецами. Тень закрывает луну, князь выхватывает меч из ножен, в другой руке — факел. Бесовское племя стремительно движется навстречу — пернатая лавина. Князь различает среди птиц человеческую фигуру.
Епископ выставляет перед собой реликварий, но мощи бессильны. Вороны подхватывают епископа и на глазах князя раздирают на части: одежда, кожа, мясо… Кровь льется потоком. Птицам хватает нескольких секунд. Скелет, облепленный ошметками, кусками плоти, падает на снег. Череп катится к ногам той, что явилась вместе с воронами.