– Это ясно, – ответил Иштван. – Расскажите хоть что сможете, будьте так добры. Все больше, чем я сейчас знаю.
До того, как солдат очутился на Обуде, любопытство его не обуревало. Но делать на острове было почти нечего, да и то больше для того, чтобы унтеры не придирались. Сам того не желая, Иштван много узнал о дрессировке драконов. Лозоходческая магия была еще интереснее.
– С древних времен, – начал свой рассказ Боршош, – когда люди еще обходились камнем и бронзой, лозоходство стояло особняком от прочих видов чародейства. Лозоходцы занимались своим делом, и мало кто задавался вопросом – как у них это получается. Но все меняется. В последние века волшебники начали применять законы научной магии к лозоходству, как до этого – к другим разновидностям чар.
Иштван почесал в затылке.
– Это как так? Если чары работают, разве можно к ним приглядываться без того, чтобы сглазить?
Боршош расхохотался вновь.
– Ну ты, солдат, и впрямь с гор спустился! Это старинная теория, давно опровергнутая и вышедшая из употребления. Все дело в том, как именно ты смотришь на вещи, а не во взгляде. Поставив на уши закон подобия, современная магия позволяет лозоходцу видеть в воде все, кроме самой воды, если понимаешь.
– Может, – промолвил Иштван. – В нашей долине чародеи в таких тонкостях не разбираются. Вода им здорово мешала.
– Мне она не мешает, – заключил лозоходец. – А вот болтовня пустопорожняя – другое дело…
Нашивки на его воротнике сверкали тремя серебряными капитанскими звездочками, так что Боршош мог позволить себе высказаться и грубее. Иштван это понимал. Поэтому солдат заткнулся, а лозоходец взялся за дело. Он нацелил свою рогульку – рукоять была обмотана медной проволокой, один конец рогульки серебряной, а другой золотой – на обуданскую рыбацкую лодку, едва видимую на горизонте. Рогулька затрепетала у него в руках. Чародей хмыкнул довольно.
– Вроде бы действует, – заметил он. – Меня перебросили сюда второпях, знаешь ли, после того, как Альгарве захватила Сибиу при помощи парусного флота. Никому неохота, чтобы с нами провернули тот же трюк. Обычные чародеи легко почувствуют корабль, идущий по становой жиле, но те галеоны прошли у них под самым носом. Мимо меня – не пройдут.
– Это хорошо, – легкомысленно отозвался Иштван. – Хотя я бы не ожидал встретить альгарвейский флот посреди Ботнического океана.
Боршош уже обернулся, чтобы осыпать проклятьями безмозглого олуха, но уловил в глазах солдата веселый огонек.
– Ха, – выдавил лозоходец. – Ха-ха. А ты у нас весельчак. Бьюсь об заклад, приятели твои просто животики надрывают. А что думает по этому поводу твой сержант?
– В последний раз он заставил меня целую неделю выгребать драконий навоз, – ответил Иштван, стараясь не сглотнуть. Зря он, правда, язык распустил. Боршош не какой-то там сержантик. Если захочет, рядовому Иштвану небо с овчинку покажется.
Но чародей только хмыкнул.
– Похоже, ты это заслужил, – заметил он. – Поймал его, как меня только что?
– Боюсь, что так, сударь, – признался Иштван самым скорбным голосом.
Один из способов избежать заслуженной кары – это сделать вид, что уже раскаиваешься в совершенной глупости. Работал он не всегда, но сейчас Боршош отвернулся и нацелил свою рогульку на другую рыбацкую лодочку. На взгляд солдата, рогулька задергалась в точности так же, как на первый раз. Поэтому Боршош был лозоходцем, а Иштван – нет. Капитан магических войск вытащил из-за пояса перо и блокнот и что-то в нем пометил.
– А что вы там пишете, сударь?
Иштван решил, что напомнить чародею о своем существовании будет уже безопасно. Кроме того, солдата разбирало любопытство. В отличие от большинства молодых людей в долине он умел читать и писать… если только от него не требовали в этом отношении слишком многого.
– Начинаю составлять таблицу расстояний и азимутов, – ответил лозоходец. – Всякий раз, как меня переводят в новое место, приходится этим заниматься, потому что воды везде другие и жезл вздымается по-разному на разные стимулы. – Он поднял бровь. – И если ты сейчас отпустишь шуточку насчет того, как вздымается твой жезл, я оторву тебе задницу и выброшу в море, ты понял?
– Так точно, сударь! – Иштван изобразил полную невинность – достижение само по себе выдающееся. – Я ничего не говорил, сударь! И не хотел, сударь! И не докажете, сударь!
– Повезло тебе, что не докажу. – Боршош указал на тяжелый мешок за спиной Иштвана: – Кру-гом, будь так любезен. Надо кое-что достать.
– Так точно, сударь, – повторил Иштван, поворачиваясь к чародею спиной.
Он подозревал, что Йокаи назначил его вьючной скотиной при Боршоше вместо наказания, но тут сержант просчитался. Иштвану веселей было трепать языком с чародеем, осваивая попутно основы его ремесла, чем болтаться по казармам. Платить за эту привилегию приходилось, волоча на своем горбу все принадлежности колдовского ремесла.
Некоторое время лозоходец копался в рюкзаке, покуда не извлек то, что искал, – что именно, Иштван смог увидать только тогда, когда чародей застегнул карман из промасленной кожи. Боршош содрал блестящую медную оплетку с рукояти своей рогульки и теперь навивал ее заново из мотка такой же проволоки, но покрывшейся густой патиной.
Поймав недоуменный взгляд Иштвана, он снизошел до объяснений:
– Мне кажется, что позеленевшая проволока увеличит точность измерений. По нескольким причинам – во-первых, ее цвет, подобный цвету морских волн, усиливает как позитивные, так и негативные эффекты закона подобия. А во-вторых, свою окраску она приобрела, будучи выдержанной в морской воде. Это дает проволоке большее сродство с океаном.
– Понятно, – отозвался Иштван более-менее честно. – Но если так, сударь, то почему вы сразу не намотали позеленевшую проволоку?
Глаза Боршоша, зеленые, как медная патина, слегка расширились.
– А ты не дурак, да? – с некоторым удивлением промолвил чародей. – На моем жезле была обычная обмотка, потому что я работал на озерах. А еще потому, что меня, как я уже говорил, перебросили сюда в страшной спешке и я не успел подготовить все, как следует.
«А еще, если меня нюх не подводит, ты надеялся, что и так сойдет». Но этого Иштван вслух не произнес. Единожды испытав терпение Боршоша, он не надеялся, что насмешка сойдет ему с рук дважды.
Чародей снова ткнул рогулькой в сторону обуданских лодчонок и кивнул, будто доказал этим что-то. Потом он снова принялся корябать что-то в блокноте.
– Так я и думал, – пробормотал он себе под нос. – Поправка достаточно велика, чтобы принимать ее во внимание.
– Тогда хорошо, что вы этим занялись, сударь, – заметил Иштван.
Чародей уставился на него, будто только что вспомнив о своем помощнике.
– Чародейское ремесло не то что плотницкое, солдат, – промолвил Боршош. – Если не подгонять приемы, которыми пользуешься, под местность, то и результата не получишь. Мне лично кажется, что от места к месту меняются сами законы волшебства.
– Как так может быть? – изумился Иштван. – Закон есть закон, верно?
Боршош целился своей рогулькой в очередную рыбацкую лодочку и ответил не сразу.
– Плотник работает с предметами, – проговорил он наконец. – А волшебник – с силами, и некоторые силы наделены собственной волей. Если не станешь держать это в уме, то на чародея ты, может, и выучишься, но долго не продержишься. Долго к твоей вдове и в твой клан соболезнования будут приходить – экое с тобой несчастье приключилось…
– Понятно, – снова ответил Иштван.
Понятно ему было, что чародей выставляет свое ремесло более тяжелым и опасным, чем на самом деле. Того же можно было ожидать от плотника или кузнеца. Или от солдата, который хвалится своими подвигами перед шпаками. Иштван-то прекрасно знал, как ужасающе скучна по большей части солдатская жизнь.
Только крестьяне никогда не приукрашивали тяготы своей судьбы. Иштван вырос в деревне и понимал – почему. Что бы ни рассказывал земледелец о своей участи, слова не могли передать, как тяжек его труд.