Боршош уставил рогульку точно на запад.
– Ищете лодки за горизонтом? – спросил Иштван, заметив, что рыбацких суденышек в той стороне не видно.
– Точно. – Голова чародея закачалась вверх-вниз, как рогулька в его руке. – Я ощущаю в той стороне корабли – дальше, чем могу видеть, – но все они движутся так же, как рыбацкие лодки передо мной, так что волноваться из-за низ не стоит. Если бы они направлялись прямо на остров с запада, я бы поднял тревогу.
Иштван указал на кружащего в небесах дракона.
– Они тоже несут стражу, – заметил он.
Недолгое общение с драконами заставляло солдата испытывать определенное сочувствие к летчикам. Он задумался: направили Боршоша на Обуду оттого, что тот может принести пользу, или просто какому-то умнику на большой земле забрела в голову мысль.
– Пускай несут, – согласился лозоходец. – От них своя польза, от меня своя. Они ничего не увидят ночью, а я могу ощутить угрозу в любой час. Когда начнутся зимние бури, днем от драконов тоже будет немного проку. Я могу работать в любую погоду.
– А… – выдавил Иштван, ухитрившись в один звук уложить «Может, от него и правда будет польза». Боршош рассмеялся. Иштван стыдливо потупился – он не думал, что перевод окажется столь очевиден.
– В Соронге, – заметил он, пытаясь загладить вину, – есть одно местечко – я про деревню, а не про холм, – где очень славные девочки. Если хотите, могу показать.
– В первую очередь – долг, – промолвил Боршош сурово, точно был истинным дьёндьёшским воином, а не колдуном, получившим капитанские нашивки, только чтобы командовать простыми солдатами вроде Иштвана. – В первую очередь – долг. А как его исполним…
Пекка нацарапала очередное уравнение. Неотвратимая логика математики делала очевидным следующий шаг еще до того, как чародейка нанесла на бумагу очередную формулу. Она и не стала ее записывать. Вместо этого Пекка глянула в окно на пляшущие на ветру снежные хлопья. Перед мысленным ее взором стоял не очередной шаг пути, а конечная его точка.
– Все сходится, – выдохнула она. – Если докопаться до корней, до самых корней мира, вся магия оказывается единосущна.
Доказать это она не могла. Пока – нет. И не знала даже, сумеет ли отыскать доказательство. Одно дело – понимать, куда ведет цепочка уравнений, и совсем другое – отыскать каждое звено в ней. Даже если путь отыщется, Пекка не могла быть уверена, что в конце его отыщется что-то путное. Волшба, над которой трудился Лейно, была прикладной, практической, определенной; все разработки ее супруга и его товарищей тут же шли в дело.
Но Пекка не могла отделаться от ощущения, что, если ей удастся докопаться до корней в своих теоретических изысканиях, новой моделью бронепопонок для бегемотов результат не ограничится. Чародейка скривила губы. Этого она тоже не могла доказать. А без доказательств все остальное – пустые раздумья.
Пекка осознала внезапно, что зубы ее стучат. Это кое-что доказывало – что она большая дура. Это же надо было так глубоко задуматься над вопросами теории волшебства, чтобы замерзнуть мало не до смерти! Поднявшись, она набрала в совок угля и заново разожгла печку в углу кабинета.
Комната едва успела прогреться чуть-чуть, когда в дверь постучали. Грубо возвращенная к реальности, Пекка хлопнула себя ладонью по лбу.
– Лейно меня убьет! – воскликнула она, вскакивая на ноги.
И действительно, ее муж стоял за дверью. Бить жену Лейно не стал – такое поведение пристало бы ункерлантцу или альгарвейцу (хотя последний, без сомнения, наденет перчатки, прежде чем бить женщину), – ограничившись куусаманским аналогом – суровым взглядом.
– Ты забыла, что у твоей сестры сегодня прием? – поинтересовался он.
– Ага, – призналась Пекка, понадеявшись, что муж без слов поймет, как ей стыдно. – Не выношу, когда начинаю вести себя, словно рассеянный чародей из анекдота! Но раз уж ты вспомнил, я уверена, что мы не опоздаем. Дай только накидку возьму.
Умиротворенный Лейно почти не бурчал, пока они шли по городку каянского городского колледжа и добирались становым караваном до ближайшей к их дому остановки. Сугробы не мешали двигаться вагонам. Для настоящих буранов время еще не пришло. Глубокой зимой с юга порою наносило столько снега, что заносы достигали крыш караванных вагончиков.
Поднимаясь по крутому склону к дому Элимаки, чтобы забрать Уто, Пекка старалась не вспоминать, что бураны скоро начнутся.
– Слава силам горним, наконец-то! – воскликнула Элимаки, когда они с Лейно появились на пороге.
Лейно расхохотался.
– Не надо быть чародеем, чтобы предсказать – тебе и сегодня хотелось запихнуть нашего сына и наследника в упокойник?
– Ну, вообще-то да, – созналась сестра Пекки и добавила, защищаясь: – Очень тяжело прибираться в доме, когда под ногами путается мальчишка.
– Не тяжело, – поправила Пекка, – а невозможно. Пойдем домой, Уто. – Элимаки испустила невольный вздох облегчения. Чародейка обернулась к сыну: – Что такого ты натворил сегодня?
– Ничего! – Уто, как обычно, был сама невинность. Пекку, как обычно, его представление не убедило. Лейно – тоже, однако явное его веселье не вселяло в мальчишку должной дисциплины.
Чародеи отвели сына домой, накормили соленой колбасой из дичины – его любимой – и уложили в постель. Когда Уто засыпал, его не могло разбудить и боевое ядро. Мальчишка мог натворить немало шкод, но можно было не опасаться, что он поднимется посреди ночи и устроит тарарам. Дом Пекки окружали защитные чары – покупные, установленные Лейно и ее собственные – так что чародейка не опасалась оставлять спящего Уто в одиночестве. Если что-нибудь и случится, они с Лейно узнают об этом сразу же и вернутся через несколько минут. Но ничего дурного Пекка не ожидала. Куусамане были в общем и целом мирным, законопослушным народом.
Пока Лейно снимал рубаху и штаны, Пекка вылезла из немаркого шерстяного платья, в котором посещала городской колледж Каяни. Куусамане, не будучи потомками альгарвейцев или кауниан, носили что им вздумается и не превращали юбки и штаны в политические заявления. Пекка выбрала на этот вечер длинную юбку из оленьей замши и белую кофту с высоким воротом, расшитую многокрасочными фантастическими зверями: костюм из давнего прошлого Куусамо. Лейно оделся почти так же, только его юбка едва достигала колен, а под нее он надел шерстяные поножи. Ботинки у обоих были, впрочем, современные.
– Пойдем? – предложил Лейно.
Пекка кивнула. Они даже не опоздают… сильно. А приходить совсем уж вовремя человеку, знакомому со светскими приличиями, стыдно.
Олавин, муж Элимаки, был коренаст и широкоплеч. Один из ведущих банкиров Каяни, он один зарабатывал больше, чем Пекка и Лейно вместе, но никогда не кичился богатством перед родичами, за что Пекка была ему искренне признательна.
– Очень рад, – заметил Олавин, когда с объятьями и рукопожатиями было покончено, – что вы смогли прийти к нам сегодня.
– Мы никогда не пропустили бы такое событие, – заверила его чародейка.
– Не то чтобы нам пришлось долго добираться, – с улыбкой добавил Лейно.
– Да уж! – Олавин рассмеялся. – Но я особенно рад, что вы смогли выбраться к нам сегодня. Я не уверен, поймите правильно, но надеюсь, что к нам может присоединиться князь Йоройнен. Если это случится, вам непременно следует встретиться с ним!
– Муж сестры моей, как ты прав! – Глаза Пекки вспыхнули. – Ты и впрямь взлетел высоко, если ожидаешь в гости одного из семи князей! Неудивительно, что Элимаки хотела выдрать нашего Уто.
– Не ожидаю. Надеюсь. – В некоторых областях Олавин мог быть педантичен, точно чародей-теоретик. – В банке я выяснил, что князь пробудет несколько дней в Каяни, и воспользовался случаем передать приглашение. Мы с ним уже встречались и вели некоторые дела, так что есть шанс, что князь мое приглашение примет.
– Я бы очень хотела с ним встретиться! – заявила Пекка.
Лейно согласно кивнул.