– На месте Цавелласа я бы посадил Пенду на корабль или на спину дракона, отбывающего на Сибиу, в Валмиеру или Лагоаш, – заметил Шазли. – Быть может, Свеммель еще простит ему, что тот приютил Пенду ровно на столько, чтобы сплавить с рук.
– Ваше величество – конунг Свеммель никому и ничего не прощает, – ответил Хадджадж. – Он доказал это после Войны близнецов – а ведь то были его соотечественники.
Царь Шазли хмыкнул.
– И тут, должен признаться, в твоих словах ничего, кроме истины. Все, что творил конунг с тех пор, как твердо воссел на ункерлантском троне, подтверждает их. – Он снова потянулся за кубком, так стремительно, что звякнули золотые браслеты на царской руке, и, обнаружив, что кубок пуст, подозвал служанку, чтобы та наполнила кубок из широкогорлого кувшина.
– О, спасибо, красавица, – рассеянно бросил царь, глядя, как служанка, покачивая бедрами, выходит, и вновь обратился к Хадджаджу: зувейзины видели слишком много обнаженной плоти, чтобы та могла отвлечь их надолго. – Если, как ты полагаешь, мы следующие в списке Свеммеля, что можем мы сделать, дабы предупредить нападение?
– Сбросив пару ядер на его дворец в Котбусе, можно было бы получить некоторый результат, – сухо молвил Хадджадж. – Сверх того, как должно быть прекрасно известно вашему величеству, возможности наши несколько ограничены.
– Должно быть известно. Должно! – Шазли скривился. – Будь мы роднею по крови иным народам, населяющим Дерлавай, нам легче было бы отыскать себе союзников среди них. Вот будь ты, Хадджадж, бледнокожим и светловолосым каунианином…
– Будь я каунианином, ваше величество, – взял на себя смелость перебить монарха (не очень большую, надо сказать, смелость при таком снисходительном царе, как Шазли) его министр, – я бы давно преставился в нашем климате. Не чудо, что древняя империя кауниан торговала с Зувейзой, но никогда не пыталась основать здесь колонию. И, что еще важнее, у нас нет границ с иными державами, кроме Ункерланта.
– О да! – Шазли глянул на Хадджаджа так, словно в том была вина самого министра – а может, Хадджаджу просто померещилось от долгого общения с ункерлантцами. – От этого искать союзников нам становится еще тяжелей.
– Никто не поднимется с нами против Ункерланта, – заключил Хадджадж. – Фортвег мог бы, но Фортвега, как мы видели, как мы только что обсудили, более не существует.
– И, как мы видели, Ункерлант и Альгарве разделили между собой державу так же легко, как двое мясников – тушу верблюда, – недовольно заметил Шазли. – Я надеялся на лучшее – с нашей точки зрения лучшее и худшее – с их.
– Я тоже, – признался Хадджадж. – Король Мезенцио может переупрямить самого конунга Свеммеля, дай ему хоть полшанса.. Но Альгарве окружена врагами так плотно, что Мезенцио волей-неволей вынужден поддаться здравому смыслу.
– Какое неудачное положение… – Шазли задумчиво примолк. – Правда, Мезенцио более не приходится тревожиться за свои западные границы, и у него появляется простор для маневра.
– Позволю себе поправить ваше величество, но у короля Мезенцио на западных границах всего лишь завершилась война, – заметил Хадджадж. – Имея в соседях Ункерлант, только глупец может безмятежно взирать на свои рубежи.
– И в этом ты, без сомнения, прав, Хадджадж, – признал царь. – Оцени в качестве примера, в каком восторге пребывает наше величество, имея в соседях Ункерлант. Да и Альгарве не в лучших отношениях с ним. Можно ли надеяться использовать это обстоятельство в наших целях?
– Да будет известно вашему величеству, что я уже имел определенного рода беседу с альгарвейским послом в Бише, – ответил Хадджадж. – Боюсь, однако, что маркиз Балястро не смог меня обнадежить.
– А что Елгава и Валмиера? – поинтересовался Шазли.
– Проявляют сочувствие. – Хадджадж поднял бровь. – Однако сочувствие стоит своего веса в золоте.
Царь Шазли поразмыслил над этим мгновение и расхохотался. Смех прозвучал невесело.
– Кроме того, – продолжал министр, – каунианские державы не только вовлечены в войну с Альгарве, но и расположены на другом краю света.
Вздохнув, Шазли осушил второй кубок.
– Если король Мезенцио являет собой нашу единственную надежду на спасение, значит, дела наши и вправду плохи.
– Это слабая надежда, – предупредил Хадджадж. – Почти, должен заметить, несуществующая. Балястро ясно дал понять, что Альгарве не станет портить отношения с Ункерлантом, покуда на востоке и юге идет война.
– Лучше слабая надежда, чем никакой, – промолвил Шазли. – Почему бы тебе не нанести сегодня еще один визит почтенному маркизу? – При виде мученического выражения на лице своего министра иностранных дел царь расхохотался снова, в этот раз с искренним весельем. – Несколько часов в одежде не сведут тебя в могилу!