Ольсен расстрелял взглядами обоих пришельцев.
— Давайте кратенько резюмируем произошедшее. В здание врывается человек, устраивает дикую сцену, призывает на помощь, а после этого заявляет, что некие летучие мыши побеспокоили его во сне и сообщили о неминуемом конце света. Через три недели, если не ошибаюсь. От перегретой вакцины, которая обернется страшной инфекцией. Я ничего не перепутал?
— Через три недели после того, как вирус выйдет на волю, — уточнил Том, но Ольсен уже не обратил на это внимания.
— Знаете ли вы, мистер Хантер, что повышение температуры губительно действует на вирусы любого рода? Неувязочка! Не хуже летучих мышей во сне…
Кара снова вступила в разговор.
— Может быть, именно поэтому они не обратили внимания на эту проблему, так как не проверили вакцину при повышенной температуре.
— Вы все-таки медик, мисс Хантер. Как вы-то могли поддаться на эту чепуху?
— Это вовсе не чепуха! Проверьте, чего вам стоит?
— И как вы представляете мои действия? По-вашему, я должен выпустить в свет документ, в котором буду ссылаться на белых летучих мышей? И после этого отбиваться в суде от юристов фирмы «Рейзон»? Стать посмешищем для всего научного мира и опозорить государственную службу?
— Тогда объясните мне, как я узнал, что Птица Счастья станет победителем сегодняшнего дерби?
— Очень просто: из средств массовой информации.
— Не было ничего об этом ни в каких средствах информации. Два часа назад, когда я поставила на нее, никто еще ничего не знал.
Том резко повернулся к Каре.
— Ты? Поставила?
— Птица Счастья? — Ольсен глянул на часы. — Да, результаты уже должны быть известны. И Птица Счастья на первом месте? Что-то не верится. Какие у нее шансы…
— Ты поставила… — бормотал Том. — Сколько?
— Поставила, поставила! И она пришла первой, была она уж там фаворитом или нет…
— Черт, — пробормотал Ольсен и глянул в окно. — А я поставил тысячу на тройку призеров…
— Не в этом дело, — отмахнулась Кара. — А дело в том, что Том узнал о победе Птицы Счастья из того же источника, что и о вакцине Рейзон.
— Сколько? — снова спросил Том.
Ольсен кисло поморщился.
— Ну что вы мне лапшу на уши вешаете? Я вам не мальчик, в конце концов. Поставили вы на нее или не поставили… Мало ли какой хитрый жучок вам подсказал, серый кардинал, знаток лошадок… И наверняка вы как-то связаны с конкурентами «Рейзон фармасетикаль» и заинтересованы в том, чтобы нагадить проклятым лягушатникам. Очень патриотично, но совершенно не этично. Единственное, что я могу сделать, это зарегистрировать вашу информацию и дать ей нормальный ход, без всякой экстренной помпы.
— Значит, вы все отвергаете? — спросила Кара. — В мусорную корзину?
— Ни в коем случае! Я же сказал… — Ольсен расправил на столе какие-то бумажки. — Вы сообщили, я зарегистрировал. Можете отправляться за своим выигрышем. — И он снисходительно улыбнулся.
Кара резко встала.
— Дурак ты, Ольсен. Не вздумай зажать наш донос! Сам подумай, если существует хоть малейший шанс, что мы не врем, то неприятностей тебе на всю жизнь хватит. Я поставила пятнадцать тысяч, все, что за жизнь скопила, на безнадежную Птицу Счастья, и на мой счет бухнулись сочные триста сорок пять. Только потому, что я поверила Тому. Подумай, не стоит ли и тебе на него поставить!
Она церемониальным маршем направилась к двери.
— Так-то! — бросил Том в сторону Ольсена и поспешил за Карой. Триста сорок пять тысяч зеленых! Ого-го…
Такси желтело у подъезда.
— Кара, ты не наврала?
— Если мы заплатим все, с процентами, твоим приятелям из Нью-Йорка, они от нас отстанут?
— Отстанут, конечно. Ты серьезно?
Она пожала плечами.
— Ты меня не раз выручал. Пришла моя очередь. Кроме того, это настолько же твой выигрыш, насколько и мой.
— Куда едем? — донеслось с места водителя.
Том глянул на сестру.
— В аэропорт. Так ведь, Кара?
— А оттуда?
— В Бангкок. Рейс ровно в десять. Визы не нужны, я проверил.
Она сверлила взглядом спинку водительского сиденья.
— Что ж, поехали в аэропорт!
Машина тронулась с места.
Том кивнул.
— У нас нет выбора, ведь так?
— Пожалуй… С тобой вечно нет выбора, Томас. Сплошные безвыходные ситуации.
— Сейчас все по-другому. Мы не можем делать вид, что ничего не случилось.