На этих словах я, из чистой солидарности, сделал лицо виноватое и расстроенное… А потом озарил его радостной, словно луч света в тёмном царстве, улыбкой:
— Господа полицейские, но раз так получилось, что я уже отвлёк вас от службы, и вы уже тут… А не поможете ли вы бедному отроку добраться до отделения Военного Приказа? А то ведь так и буду все дозоры и полицейские отделения по пути собирать… А мне ещё идти одиннадцать кварталов, если не ошибаюсь.
— Так это… — городовой вопросительно глянул на дворника, а тот лишь махнул рукой:
— Ну мне-то один квартал вернуться, не развалюсь! Добросьте его благородие, в самом деле… Там на следующем участке Антипов, а он и без всякого военного положения даже коляски у мамаш доглядывает!..
— Садитесь, ваш бродь! — радушно предложил городовой, указав на машину у меня за спиной. — Быстро доедем… А вы, мужики, давайте-ка назад в отделение! Мы-то быстро, туда и обратно…
Поскольку сословием я городовых перерос, то место мне уступили на переднем сиденье. Рядом с водителем, которым и был старший городовой. А три дюжих молодца чином пониже как-то умудрились все вместе втиснуться на заднее сиденье.
Смотреть на них было больно. Но память Рыбакова настаивала на том, что даже в таких мелочах надо соответствовать. Поэтому я постарался принять ситуацию как данность. В конце концов, стесняться тут было нечего. За меня государство пять тысяч рублей платило тому, кто найдёт. А за найм нового городового кадровый работник получал обычную зарплату.
— Что там на первом ряду-то, ваш бродь? — пользуясь случаем, решил узнать из первых рук старший.
— Плохо там… — нахмурившись, честно признался я. — Моей сто тринадцатой больше нет, сто одиннадцатой — нет. И сто четырнадцатой нет. Только сто двенадцатая ещё держалась, и то, потому что там двусердый окопался. Патроны не подвозят, «Чайки» не прилетают. А орда прёт и прёт сплошным потоком.
— Вас-то вывезли как-то, ваш бродь! — заметил один из городовых с заднего сиденья.
— И тяжёлых заодно забрали. Десятника моего без ног вывезли. Только я даже рассказать не могу, как: уже без памяти был, — пояснил я. — Но с этим всем боярин помог. Скорее всего, вертушку он же прикрывал.
— Эх, беда-то какая… — выдохнул старший, выруливая на улицу и поддавая газу. — Думаете, первый ряд не устоит?
— Я всю картину не видел, — ответил я. — Но если судить по нашему участку, дело дрянь. Как снаряды и ленты для пулемётов кончаются, так и всё. А следом и защитный купол падает. Если двусердого на заставе нет, то удержать её почти без шансов.
— И что, много убитых-то? — поинтересовались с заднего сиденья.
— У меня стрелковый десяток был. За стенами-то ещё держались. Из четырёх стрелковых десять человек живы были. А вот когда на прорыв в сто двенадцатый шли, там только двое осталось. Пятеро из одного десятка на какое-то неизвестное отродье нарвались: они последними уезжали. А нам не повезло жнеца привлечь. Ушли только я и десятник…
— Так он же без ног? — удивились сзади.
— Если так-то, то шёл только я. Он на мне ехал, — пояснил я.
— Блин, а я ведь на сто тринадцатой два месяца служил! — заметили с заднего сиденья.
— Хорошо, у меня сын вернулся три недели назад… — вздохнул старший, шмыгнув носом. — Тоже на первом ряду служил в стрелковом. Он у меня с убеждениями парень. Не знаю, что бы я сейчас делал…
— Хорошо, что вернулся, — очень серьёзно ответил я. — Сейчас бы не знали, жив он или нет.
— Да уж…
К отделению Военного Приказа подъезжали молча, каждый думая о своём. Меня, честно говоря, накрыло флешбэком. Мелькал перед глазами кровавыми картинами последний бой на первом ряду.
— Приехали, ваш бродь! Удачи вам! — сообщил старший, останавливая машину рядом со шлагбаумом.
— И вам, господа! И спасибо, что подвезли! Не знаю, как добирался бы.
Говорят, что доброе слово и кошке приятно. С городовыми мы расстались если не друзьями, то уж точно не врагами. Они с чувством хорошо выполненной работы поехали в отделение, а я, довольный тем, что быстро доехал — отправился в жернова бюрократической машины Руси.
Ещё не добравшись до входа в здание, документы я показывал четыре раза. На входе на территорию, на подступах к лестнице, у сканирующих рамок на первом пролёте и перед дверью.
Зато, пока шёл — обратил внимание, что на автомобильной стоянке застыли тяжёлые огнемётные системы. Военная машина Руси, как паровоз, набирала обороты, сгоняя солдат и технику к границам с проснувшейся Тьмой. Радовало то, что мне в ближайшее время в бой не идти. Вроде бы отроков сначала положено обучать, а уже потом кидать в самое пекло.