— Алёнушка! Алёнка! — позвал парень, продираясь сквозь каменный коридор за нашей заказчицей. — Да стой ты! Подожди!
Когда он заговорил, девушка вскрикнула в ужасе, а потом возмущённо спросила:
— Павлик? Это ты? Откуда?
— Я! Я! — отозвался тот. — Увидел вот тебя… Решил догнать…
— Между нами всё кончено! — сказала девушка. — Уходи!
— Да ты же темноты боишься! — удивился тот. — Давай провожу!
При этом ни Павлик, ни Алёна не останавливались, продолжая протискиваться вперёд по узкой щели.
— Я сказала нет! — последнее, что я отчётливо услышал.
Следом шли возгласы Павлика, едва различимые, но вполне угадываемые, в духе: «Ну почему? Зачем ты от меня бегаешь? Почему бросила? Как не стыдно?». Да, к сожалению, влюблённые мальчики горазды придумывать вопросы, на которые невозможно дать простой ответ…
Алёна и не отвечала, похоже. Старательно двигалась к дому. И при этом всё больше удалялась от меня и Бубна. Я выглянул в проход, постаравшись сделать это быстро, как учили на службе, и тут же спрятался. Следом за мной фокус повторил Бубен. Кажется, у него получилось ещё быстрее.
— Почти прошли… — выдохнул он и кивнул на щель. — Идём?
— Давай! — кивнул я, протискиваясь первым.
На конкурсе самой дурацкой планировки эти два дома точно взяли бы главный приз. Расположи их во время строительства чуть дальше друг от друга — и был бы полноценный проход для пешеходов. Расположи рядом — и получился бы один дом.
Но нет, надо было расположить их вот так… Ни то, ни сё, ни рыба, ни мясо! Я старался двигаться по этому лазу приставными шагами, но мне мешал глубокий снег, который тут скопился с начала зимы. Естественно, здесь его никто не убирал.
Приставной шаг был слишком шумным. А идти иначе было тяжело и долго. В результате, я наплевал на шум и просто двигался, как выходило. А следом спешил, как мог, Бубен, испытывая те же сложности. Если не больше — всё-таки он был поплотнее в талии, чем девятнадцатилетний парень.
— Не жди меня, поторопись! — шикнул Бубен, когда я остановился, озираясь на него. — Живей!..
Не став спорить, я устремился сквозь узкий лаз и спустя двадцать секунд наконец-то вывалился во двор, где жила Алёна. Девушка уже была на другой стороне двора: спорила о чём-то с Павликом, догнавшим её у самого подъезда. О чём они говорят, я не слышал, но молился только об одном: чтобы кабан, который вот-вот подтянется, сообразил не влезать.
Не сообразил. Когда я, почти бегом двигаясь в тени домов, преодолел половину двора, кабан торопливо вылетел из-за угла. И сходу, забыв даже отдышаться, влез в ссору.
— Девушка, вас замена устроит? — держась за грудь, спросил он и указал на Павлика. — Чё, пристаёт?
Перестав хвататься за сердце и распрямив плечи, наш кабан, естественно, выглядел вполне себе заменой Павлику. Хотя спрашивал он, разумеется, вовсе не об этом…
Но Алёна, эта глупая испуганная девочка, очень чётко ответила: «Да!.. Да!..» — не оставив шансов ни исполнителю, ни своему бывшему.
— Слышь, вали! Чего пристал? — рыкнул кабан, надвигаясь на Павлика.
— Ах вот как! — воскликнул тот. — Вот как!.. Вот кого ты выбрала! Стала двусердой, и всё! С тупыми кабанами якшаешься!
— Чё сказал? — обиделся исполнитель. — А ну иди сюда!..
А дальше всё случилось очень быстро. Кабан потянулся к Павлику, а тот неожиданно проворно отскочил, одновременно сунув левую руку под куртку.
И достал оттуда очень знакомый мне тесак…
— С-с-сдохни! — прошипел Павлик, махнув оружием и целясь в кабана.
Но и тот был не лыком шит: проявив чудеса ловкости, отскочил и попятился.
— Э-э! Ты чё? Охренел⁉ — возмутился он.
— С-с-сдохни! — как заевшая пластинка, прошипел Павлик, ломанувшись на кабана.
И наш бравый кабан проявил себя так, как и должны проявлять себя «настоящие пацаны», оказавшись в невыгодном положении. Ну то есть предпринял тактическое отступление, оставив девушку, которая на него понадеялась, на произвол судьбы…
— Получ-ч-чил? — Павлик не кричал, а по-прежнему шипел, словно змея. — Получ-ч-чил?
А потом резко развернулся к Алёне и махнул зуботычиной в её сторону. Руны на лезвии вспыхнули. А девушка вскрикнула, хватаясь за живот и оседая на землю. На белой шубке отчётливо виднелись кровавые следы.
При этом она то ли впала в ступор от ужаса, то ли ноги подогнулись… В общем, так и осталась лежать, лишь беззвучно открывая рот. А я отчётливо видел в теневом зрении, что от пореза на животе к горлу девушки протянулось плетение.
— Я думал, ты другая! Думал, ты не такая! А ты… Тварь! Подс-с-стилка с-с-свиная! Просто «меч-ч-ченая»! Уродина! — обиженно шипел Павлик.