А возможно, причиной была его сопровождающая, чьи крики с угрозами порой доносились даже до караулки.
В любом случае, всё это было не вовремя, потому что Дашков, выбравшись из машины, сразу двинулся ко входу в Приказ. А начальнику охраны пришлось принимать самостоятельное решение.
— Ваше сиятельство! Простите великодушно, но только по пропускам! — немолодой двусердый, переведённый в Ишим всего года три назад, стеной встал в проходе, готовясь жизнь положить за родной Приказ.
И понял, что именно сейчас её и положит, причём, возможно, не фигурально. От Дашкова дохнуло тенькой и силой, а затем на плечи начальника охраны навалилась невообразимая тяжесть, отчего его колени задрожали и попытались подогнуться.
— Новенький, что ли? — удивился Дашков, рассматривая исполнительного, но не слишком понятливого служаку.
— Никак нет, ваше сиятельство! — борясь со взбесившейся силой тяжести, прохрипел тот. — Уже четвёртый год…
— Новенький… — понимающе кивнул князь, а затем покачал головой. — И не предупредили тебя… Опять Демьян за своё.
— О чём не предупредили? — просипел начальник охраны, которому уже и воздуха переставало хватать.
— О чём-о чём… Да о том, что в этом здании только один человек может мне «нет» сказать! — спокойно объяснил князь. — И это не ты, служивый. Тебя я, честно говоря, вообще впервые вижу.
И когда Дашков, выглядевший, как мужчина средних лет, прошёл мимо, а следом за ним потянулся престарелый советник из обычных и пара ратников — бедняга начальник охраны даже не попытался загородить им путь. Ему и стоять-то на своих двоих было пока что сложно.
И в этот момент он, старший кмет, отчётливо понял, какая пропасть отделяет его от старшего витязя, почти вплотную подобравшегося к рангу богатура.
Понял и принял непростое для себя решение. Никогда больше не вставать на пути у этих чудовищ.
А Дашков с сопровождающими тем временем зашёл в просторный гостевой покой, огляделся, прислушался… И уверенно указал на лестницу, ведущую в подвалы:
— Вот же надрывается-то! — одобрительно усмехнулся он, обернувшись к Верткову. — Чума, а не женщина!
Откуда-то из подвалов и вправду доносился голос. Один-единственный. Женский. И чем ближе подходили Дашков и его спутники, тем лучше слышали, чего требует дама:
— … Приедет лично! И лично спросит! Он вам звонил⁈
— Ну звонил… — лениво отвечал ей мужской бас. — А я решил, что в интересах государя и государства всё равно проведу проверку.
— Это вы за его царское величество решать изволили⁈ — возмутилась женщина. — А его царское величество знает о вашем самоуправстве⁈
— Маш, да не кричи ты! — попросил второй мужской голос. — Разберутся! Чего ты?
— А какое он имеет право запирать моего ученика⁈ Как я могу за своих воспитанников отвечать, если не знаю, что с ними делать собираются⁈
— Вы, Мария Михайловна, вообще-то нам подчиняетесь! — скорбно ответил бас.
— Я подчиняюсь государю и Верстову! А вас, сударь Лапоть, впервые вижу! И если у вас хватит смелости повторить в лицо моему начальству всё, что вы сейчас сказали мне, это будет последней нашей встречей!..
— Ну-ну! — хохотнул бас.
Дашков и его спутники шли быстро, минуя всякие формальности вроде рамок металлоискателей и тенеуловителей. А знакомые с характером сиятельного князя служащие Тёмного Приказа даже не пытались возмущаться. Один только, видимо, неопытный, решил поднять трубку, чтобы предупредить высокое начальство. Но хитрое маленькое плетение, добравшись до него, раскинулось куполом подавления связи. И вызов не прошёл.
А когда Дашков, спустившись на нужный этаж, вышел с лестницы в коридор, то застал милейшую картину, которая порадовала его одним своим видом.
У стены коридора, прижавшись к ней широкой спиной, стоял Демьян Леонидович Лапоть. И поглядывал он, будучи зажатым в угол, то на своих подчинённых, старавшихся держать дистанцию, то на маленькую черноволосую женщину с явной примесью азиатских кровей.
А женщина, наплевав на распространяемую Демьяном теньку, заставлявшую всех вокруг ёжиться и чувствовать себя неуютно, тыкала высоченному главе Тёмного Приказа пальчиком в солнечное плетение. А заодно высказывала всё, что накипело и что она думает об «исполнительных идиотах».
Рядом оставаться рисковал только один человек. И судя по тому, что князь слышал от своего советника Изюмова, этого человека держала на месте сила посильнее Тьмы.
Константин Петрович Староземский очень пытался удержать Малую Марию Михайловну от рукоприкладства в отношении должностного лица. Потому что даже слепому было бы очевидно: новый проректор Ишимского отделения училища им. Василенко пребывает в ярости. На что указывал нездоровый румянец на щеках и щёлки вместо и без того узко-раскосых глаз.