— Мне скрывать нечего! Я верно служил государю и отечеству! — ударил кулаком по столу Лапоть. — И дальше верно служить буду. А боятся пусть те, у кого совесть нечиста.
— А у тебя чиста? — с интересом уточнил Дашков. — Прямо вот, как слеза ребёнка?
— Ты на что намекаешь? — удивился Лапоть.
— Да на то, что ты собрался Седова у себя запереть и не отпускать! Не стыдно разве? — прищурился Дашков.
— У парня все признаки вмешательства в кризис! — упрямо повторил Лапоть.
— А ты поезжай на Подсолнечное кладбище… И на могиле его прадеда, который тебя из задницы вытащил, расскажи, что за подарок ты решил преподнести его потомку! — кивнул Дашков. — А потом, когда долг крови за всю свою семью не отдашь, тогда и будешь рассказывать мне про чистую совесть.
— Седовых нет больше!.. — не поверил Лапоть.
— Ага, а в кризисе у тебя кто лежит? Самозванец, да? — хмыкнув, поинтересовался Дашков. — И чьё фамильное имя он носит?
— Ну так мало ли Седовых на свете! — неуверенно парировал Лапоть.
— Вчера, в три часа ночи, сердце рода начало стучать, Демьян… — внимательно глянув на приборы, проговорил Дашков. — Сегодня оно бьётся ровно и размеренно, как полвека назад. Мальчишка что-то сделал, и теперь ты должен ему, как Седову. Хочешь наплевать на свой долг? Флаг тебе в руки и броневик навстречу. Ведь ты сам клятву его прадеду давал. И никто тебя за язык не тянул.
Мужчины замолчали, поглядывая на один из экранов, где видна была кушетка со спящим на ней Седовым.
— Ладно… Когда-то мы с тобой были друзьями, Демьян… — вздохнул Дашков. — И я был бы подлым человеком, если бы не пришёл и не предостерёг. Моя совесть чиста. Действительно чиста. А ты… Ты сам решай.
— Всё это время ты хранил артефакт Седовых? — спросил Лапоть, подняв взгляд на сиятельного князя. — Почему не сказал?
— А зачем? Чтобы убедить тебя, что я не виноват в случившемся? Так я и сам в это не до конца верю… — ответил Дашков, поднимаясь из-за стола.
В последний момент он оглядел чашки с недопитым чаем, печенье, с горкой вываленное на тарелку… И, подхватив лакомство, отправил его в рот, принявшись с аппетитом жевать. Печенье оказалось вкусным, но очень сухим. Захотелось пить. Дашков направил на одну из чашек очищающее плетение, сделав и чай, и саму чашку стерильными. После чего радостно отхлебнул, но, сразу же поморщившись, вернул посудину на место.
— Это кто же столько сахару-то сыплет? — удивился он. — Запил печенье конфетой, ей Богу!
— Ты ведь не сможешь ничего сделать! — помотал головой Лапоть, не обратив внимания на историю с печеньем и чаем никакого внимания. — Тебе запретили!
— Запретили, — кивнул Дашков. — Он и сам всё сделает. Лучше, чем я.
Дашков так и не пояснил, кого он имел в виду под словом «он». А Демьян не стал спрашивать. Когда сиятельный князь вышел, голова Тёмного Приказа скомкал послание опричника и, подкинув в воздух, поджёг так, что на пол осыпался лишь пепел.
А затем снова посмотрел на экран.
На кушетке с безмятежным лицом лежал молодой парень, переодетый в льняные штаны и рубаху. А приборы врачей тревожно попискивали, сообщая о том, что в кризисе молодого Седова что-то идёт совсем не так, как у нормальных двусердых.
Глава 5
Из книги Д. А. Булатова «Чёрное сердце и Тьма»*
Тьма всегда приходит исподволь. Она шепчет вашей душе по ночам, она угадывает ваши желания — и в, конце концов, преломляет ваш угол зрения, будто оптическая линза. Цвета изменяются, и то, что раньше было светлым и радостным, начинает казаться тёмным и мрачным. А то, что было мрачным — становится радующим и вдохновляющим.
Не зная покоя и сна, Тьма бьётся о вашу мораль и нравственность, пока не проделает брешь в душевной защите. И не надейтесь на пощаду: этот враг не знает к двусердым ни жалости, ни милосердия.
В шахматах есть понятие «мат за сколько-то ходов». И если сравнить внутреннюю борьбу двусердого, каждый из нас будто играет в шахматы с Тьмой. Однако сколько ни играй, победа всегда будет за ней. Разница лишь в количестве ходов, которые Тьма сделает до победы. И этих ходов никогда не бывает больше одиннадцати.
А человечество до сих пор не знает, чем ответить Тьме дальше. В то время как Тьма, скорее всего, может играть и после одиннадцатого хода. Просто мы, двусердые, об этом не знаем.