А раз более точных объяснений у меня нет, надо принимать всё как есть. В том числе, что история повторится в следующий кризис. Недаром же Андрей одет в свою посмертную одежду, а Федя — в шмотки, которые выдают в Тёмном Приказе, где сейчас лежит моё тело.
Сны часто видят перед пробуждением. Значит, этот лабиринт — тоже сон? Вот только я уверен, что смерть здесь будет смертью там. Или не смертью… Или перерождением в тёмного.
Как это, интересно, работает? Может, задача в том, чтобы подвести двусердого к смертельной черте, чтобы испугать и продавить? Правда, со мной настоящим это не сработало бы… Да и с Андреем вряд ли. А вот с Федькой-младшим могло бы и прокатить…
А что если все двусердые видят сны? Просто не могут запомнить. Ведь большая часть снов забывается ещё до пробуждения, и только некоторые остаются в памяти. Что если остальные видят всё то же самое, что и я, но без двух полноценных личностей, сидящих внутри в качестве основы, не воспринимают сон как реальность?
Увы, размышления пришлось прервать. Я вдруг отчётливо понял, что лабиринт вокруг начал меняться. Тьма становилась всё темнее, граница между светом и тенью — чётче и резче.
А ещё я понял, что уставшие Андрей с Федей этого не замечают.
И начал мигать освещением, привлекая внимание.
— Что? Чего случилось? — всполошились разом оба моих спутника.
Ну и как им объяснить? Вопрос вопросов, на самом деле…
— Что-то случилось? — догадался пойти по самому простому пути Андрей.
Я утвердительно мигнул.
— Мы допустили ошибку? — предположил самое очевидное Федя.
Я мигнул два раза.
— Тебя что-то встревожило? — продолжили мне задавать вопросы.
Я снова мигнул один раз.
— Мы заблудились?
— Впереди какая-то опасность?
— Позади какая-то опасность?
Мне снова и снова приходилось всё отрицать. А потом я начал кидать в пыль на полу огненные шарики, выжигая первую букву. Прицельно кидаться плетениями, надо сказать, сложно! Невероятно сложно! Не каждый двусердый способен это освоить. Поэтому обычно все и предпочитают плетения с бо́льшей зоной поражения.
Но я сумел. И с горем пополам вывел вторую, а затем и третью букву.
— «С» — прочёл Андрей. — «У»… «Т»…
— Сутки! — воскликнул Федя.
— Фёдор, сутки прошли⁈ — встревоженно заозирался Андрей.
Я утвердительно мигнул.
— Как ты понял? — удивилась моя юная копия, а вот Андрей догадался сразу:
— Каменная сука где-то рядом? Ты её почувствовал?
Снова одна вспышка. И снова выжигание слова. Впрочем, Андрей с Федей снова догадались по первым трём буквам. Я успел написать только «бег» — а они уже поняли, что надо бежать. Оставалось лишь утвердительно мигнуть светом.
Мы помчались от одного перекрёстка к другому, не задерживаясь ни на одном. Хорошо ещё, неотмеченных проходов уже практически не осталось. А выбрать из двух вариантов всегда проще.
Ну а когда в очередном круглом зале попался лишь один неотмеченный вариант — решили рискнуть, припустив во всю прыть.
И вовремя.
Выбегая из зала, Федя заметил, как из густых теней полезли знакомые бледные руки, слепо, но жадно ощупывая пространство.
— Она совсем рядом! — взвизгнул он, припустив так, что у меня перед глазами всё замелькало.
— Что, опасаешься за свою задницу? — хохотнул, догоняя нас, Андрей.
Но Федя не ответил: видимо, так сильно устал, что даже возмущаться не мог. Сейчас, на бегу, я слышал только обрывки его мыслей. И ощущал страх, который он испытывает перед статуей.
Больше всего он боялся, что Тьма всё-таки сможет его соблазнить. А ещё стыдился того, что он слабое звено в нашей троице. И, между делом, просто до кучи, жутко боялся упасть во время забега.
Несколько залов миновали почти без остановок. Если мы не ошиблись, то верный путь к выходу оставался только один. За сутки Андрей с Федей перебрали всё, что здесь было.
И верно. Проход, по которому мы бежали, начал изгибаться, расширяться… А вскоре стены как-то вдруг закончились, и мы очутились на серой безжизненной равнине.
Впереди, где-то в полукилометре виднелась дверь. Та самая, будто высеченная на каменном скосе.
— Поднажмём! — радостно воскликнул Андрей и ускорился.
И даже Федя ускорился. Они пробежали метров двести, когда позади вдруг ощутимо вздрогнула земля. Словно взрывая каменистую поверхность, наружу выбиралась каменная статуя. А за спиной у неё, будто огромные крылья, раскрывалось полотно тьмы.
И из этой тьмы к нам тянулись миллионы рук, а ветер доносил миллионы голосов, звавших, умолявших, просивших…