И он не успел подставить под мой удар лезвие своего палаша.
Моё оружие прошлось по запястью Ярополка… И за счёт веса, скорости и вложенной силы разрубило и его, и плечо выше локтя.
А парень всё ещё не понимал, что потерял руку — и продолжал двигаться, будто у него было оружие. И в следующем же выпаде я продырявил ему уже левое плечо. Каюсь, последнее, наверно, было лишним… Ну так и я не сразу осознал, что у моего противника больше нет ни оружия, ни правой руки.
Вот только убивать придурка не хотелось. Не из доброты душевной, а чтобы не огрести проблем с его родственниками. Одно дело — потратиться, чтобы руку отрастить, это будет парню наукой. А совсем другое — если его родителям пришлют из училища хладный труп.
Других причин жалеть этого буйного полудурка я не нашёл. Он пытался убить меня в обход правил, и за одно это можно было бы снести ему башку.
Однако нет.
Поэтому я отскочил от Ярополка на несколько шагов. И застыл.
Как застыли и все присутствующие, для которых наша схватка слилась в ускоренный обмен ударами, из которого один вышел с несколькими порезами, а другой — с повреждением правой руки.
Да ещё каким…
Кисть с зажатым в ней палашом упала на песок площадки, а нижняя, ещё оставшаяся с Ярополком часть руки болталась, скажем так, на соплях. Где-то секунду мой противник смотрел на меня, буравя взглядом… А потом глянул на руку, закатил глаза и кулём свалился на песок.
— Остановить бой! — рявкнул Субаба.
Но я уже и так опустил оружие. А к поверженному Коновалову кинулся дежуривший у круга Алексей Павлович. Конечно, это было в нарушение правил… Для начала лекарь должен был дождаться, когда судья трижды задаст вопрос моему оппоненту, а тот — не сможет ответить…
Однако что Ярополк не ответит — понимали все. И никто, само собой, не собирался обращать внимание на мелкое нарушение.
Я же постарался зажать самый глубокий порез на боку. Чтобы кровь хотя бы не лилась сплошным потоком. Нужно было дождаться, пока лекарь сможет наконец-то заняться мной.
А потом все заговорили разом. Субаба скороговоркой спрашивал у лежащего на земле Коновалова, может ли тот продолжить бой. Алексей Павлович кричал за пациента, что не может. Мария Михайловна, бледная, как мел, просила всех успокоиться.
С трибун в мою сторону летели крики восторга и оскорбления. А я плёлся по площадке для поединков, таща за собой к стойке с оружием тяжеленный зауральский палаш. И чуть ли не скребя его наконечником грязный от крови песок.
Там, на стойке — я точно помнил — лежала аптечка, где хранились бинты. И я сосредоточился на этой цели. А вот, что происходило дальше, запомнил плохо. Главное — раны замотал. Хотя нет… Ещё запомнилось, как кто-то, ругаясь сквозь зубы, помогал мне с бинтами. Кажется, это даже была Покровская.
Судя по словам, которые звучали между грязными ругательствами, Авелина как-то догадалась, что Ярополк пытался меня убить. Впрочем, как я позже понял, определить это было несложно. Все ранения, которые я пропустил, были в районе сердца. Лишь одно выбивалось — там подставилась шея. И это оказался наименее опасный порез.
Но если бы он был чуть глубже… Ещё не факт, что меня успели бы спасти. И даже наш лекарь не помог бы. Перебитая артерия — не шутки.
А потом вроде бы меня тащили к лекарне училища Субаба и Семён Иванович. А рядом, кажется, шёл Пскович. И Малая, которая выговаривала что-то всем троим.
Помню, как в лекарне меня усадили на кушетку… А затем примчался, весь в крови Ярополка, наш лекарь Алексей Павлович и, ругаясь на чём свет стоит, занялся мной…
Помню ещё, как Тёма лез ему под руку, пытаясь помочь, но только мешался… И, в конце концов, улёгся рядом, зафырчав, словно маленький, но очень решительный трактор…
В этот поздний вечер кабинет Малой оказался непривычно полон. На стуле для наказаний сидел я, потому что когда меня привели — ещё плохо соображал. Вот и сел туда, куда указали. На остальных местах угнездились Субаба, Алексей Павлович, Пскович и Зинаида Волосова, преподаватель курса серой алхимии, которая вела у третьего года обучения.
— Ну так три составляющих у зелья-то! — удивлялась она, защищая, по всей видимости, Псковича. — Как он определил бы?
— А зачем тогда нужны сопровождающие, а? — сердито сдув прядку волос, выбившуюся из причёски на нос, спросила Мария Михайловна. — А ты мне что ответишь, Витя?
— Г-госпожа п-проректор! Н-ну я же в-всё, к-как н-надо, с-сделал! — отбивался расстроенный донельзя Пскович.