И вот, пожалуйста — сказка катается по улицам города, хватая за грудки людей разных сословий и достатка, разных профессий и увлечений, которые, казалось бы, никак не связаны между собой.
Однако опричники эту невидимую связь видели. И бодрые вопли «Слово и дело!» сегодня не раз звучали в каменных джунглях Ишима.
За просмотром новостей меня и застал стук в дверь. Я прямо по стуку понял, что человек, который пришёл ко мне, очень спешит и очень взволнован. Поэтому решил не заставлять его ждать и открыл практически сразу.
На пороге стояла Покровская, которая сначала внимательно посмотрела мне в лицо, а потом спросила:
— Ты в порядке?
Я молча посторонился, освобождая ей проход, и девушка, к моему удивлению, отказываться не стала. А войдя, сходу уверенно отправилась на мою маленькую кухню.
— С тобой точно всё хорошо? — вновь спросила она, наливая себе чай.
Вообще-то по правилам вежливости она должна была дождаться, когда я сам предложу. Но для человека, который полжизни в четырёх стенах просидел, Авелина и так проявляла потрясающую социальную активность.
— Я поймал очередного убийцу, потом три раза получил по башке, затем стрелял по приказу опричника по богатеньким детишкам местного торгового сословия, а дальше по мне стрелял вертолёт, ракетами и из пулемёта… Я зачем-то вписался в сложности Евдокии Мраморной, залил алкоголем трещину в черепе и сотрясение… — всё это я говорил, пока возвращался к столу и забирал трубку с новостями, которой я и отсалютовал гостье, улыбнувшись. — В общем, как-то так в последнее время мои дни и проходят… А если коротко, всё хорошо!
Не знаю, если честно, зачем я выпендривался… Конечно, память Андрея и мой собственный опыт подсказывали, что я веду себя странно. И даже на контуженную башку это не свалить: проблема явно кроется значительно глубже.
Однако остановиться, не доведя выпендрёж до финальной точки, я не мог. Зато завершить рассказ о приключениях прошедшей ночи удалось почти адекватно:
— И я очень рад тебя видеть! Как твои дела?
— Не так увлекательно, как у тебя… — заметила Покровская, пытаясь вернуть на место взлетевшие брови. — Я… Я просто пытаюсь удержать себя от острого желания плеснуть тебе кипятком в лицо.
— За что⁈ — не на шутку удивился я.
— Потому что ты себя совсем не бережёшь!.. А что, кстати, за Евдокия Мраморная? Эта та пропавшая гуслярка?
— Ага, она ещё и внучка Бубна, которой тот отказался помогать. Не знаю, зачем я решил ей помочь… Чуйка, наверное… Мне вообще другими делами надо заниматься…
— И как, помог? — уточнила Покровская, повернувшись спиной и накладывая себе в чашку сахар.
— Отвёз её к Пьеру, они о чём-то договорились… — ответил я. — Не знаю, о чём… Я как раз в это время совсем себя не берёг. Так что мне не до того было…
— С мамой не говорил? — уточнила Покровская, снова повернувшись ко мне лицом.
— Сегодня вечером или завтра съезжу поговорю, — пообещал я.
О том, что сегодня я маму видел, потому что Дуню завозил к себе домой, я решил промолчать. Покровская и без того странно на меня смотрела, когда я упомянул, что помогаю Мраморной. Вдруг и в самом деле плеснёт кипятком… Это же ревность, да? Судя по памяти Андрея, именно она.
А мне не пофиг?..
И я с огромнейшим удивлением понял, что нет — не пофиг. Вот совсем не пофиг. Мне почему-то очень важно, что думает обо мне Покровская, потому что глубокая симпатия к этой девушке не позволяет расстраивать её по пустякам.
Нет, это ещё не любовь, наверно… Нет каких-то явных признаков сильной влюблённости. Но уважение к чувствам девушки уже появилось. И вообще… Зачем расстраивать человека, если можно не расстраивать?..
— А что с опричниками за история? — спросила Авелина, присаживаясь напротив меня за стол.
— Бубен был опричником. Ты его не знаешь… Ты только Кислого видела, — принялся я объяснять.
— Он с вами работал, да… — кивнула Авелина. — Слышала краем уха… Он опричник? Следил за тобой?
— М-м-м… — я задумался. — Вот знаешь, это правильный вопрос… А чего он со мной-то связался?
— Потому что ты — «неудержимый», — спокойно ответила Покровская и, заметив моё недоумение, широко распахнула глазищи. — Тебе что, никто не говорил?
— Я это название уже слышал, — кивнул я. — Но вот рассказывать, что оно значит, почему-то никто не спешит.
— Делать тайны на пустом месте — это в духе двусердых и дворян… — хмыкнув, согласилась Покровская.