Прямо — это хорошо. Плохо, что впереди маячил заслон городовых, которые на сей раз хотя бы спешно растаскивали заборы. Но ведь дальше-то улицы не пусты! Совсем не пусты! И смогу ли я изобразить дорожные шашки с учётом того, что Андрей никогда в жизни такого безобразия не творил?
Нам повезло: практически сразу после заслона мы вырвались на начало южного тракта. Здесь была широкая разделительная полоса, по которой я и понёсся, продолжая давить на клаксон. Иван Иванович тоже выставил в окно руку с ярлыком и поднял её повыше. Другой рукой он вытащил трубку, посмотрел на какое-то сообщение и произнёс:
— У нас синяя волна. Просто гоните, Фёдор Андреевич… От столкновений я прикрою.
И я гнал. А впереди один за другим включался синий свет. Что, впрочем, не уберегло нас от появления на пути трёх желающих развернуться, одной кареты скорой и даже машины городовых, которые куда-то сильно спешили.
Иванов каждый раз успевал кинуть вперёд плетение, которое аккуратно смещало автомобили в сторону — совсем как недавно людей в толпе. Ну а я даже слабо представлял себе, какой силы должно быть такое заклятие. А ещё надеялся, что у Иванова хватит заготовок, чтобы и дальше расчищать нам дорогу.
Когда мы вылетели на тракт, у меня уже пальцы начали неметь от того, как сильно я сжимал руль. Позади раздалась трель телефона. Опричник чертыхнулся, но ответил, хотя в этот момент он как раз разворачивал ещё одно плетение, используя обе руки.
— Иванов, ты знаешь, который час? — прозвучал в салоне сердитый мужской голос.
— У меня часов семь утра, государь, — отозвался Иванов.
— У меня пораньше… И у меня как раз завтрак в самом разгаре. Ты знаешь, что завтрак — это святое, Иванов?
— Да, ваше величество. Отлично знаю.
— Ну и какого лешего мне звонит патриарх⁈ Что ты со ставленником Царьграда учудил⁈ Какое, к хренам, нападение⁈ Ты что творишь, собака ты сутулая⁈.. Иванов!
— Да, государь? — деловито отозвался опричник.
— А почему я эхо своего голоса слышу? — поинтересовался его собеседник.
— Потому что вы на громкой связи, ваше величество, — ответил Иванов, бросая вперёд плетение и смещая тем самым вправо небольшой грузовик. — Простите, руки были заняты плетением…
— Гхм… А там, кроме тебя, кто-то есть? — уточнил царь, и его интонация мне совсем не понравилась.
— Тут… Да, имеются… — откликнулся Иванов, одновременно разворачивая новое плетение.
— Так… А НУ ЗАТКНУЛИ ВСЕ УШИ!!! ЖИВО!!! — до того грозно взревел царь, что даже я рефлекторно на мгновение потянулся к ушам.
— Простите, государь… Фёдор Андреевич, а ну-ка верните руки на руль! — выводя меня из этого полугипноза, крикнул Иванов.
— Слушай, Иваныч, я тебя прибью! — удивлённо проговорил государь всея Руси и прочих прихватизированных в процессе расширения державы земель. — Ты что, серьёзно мой приказ отменил⁈
— Исправил, государь, — не согласился Иванов. — Скорости уж слишком большие.
— Скорости… Фёдор Андреевич! Ты там слышишь меня? — спросил государь.
— Да… В смысле, нет! — поспешно ответил я. — В смысле, слышу, но сразу всё забыл.
— Смотри, какой догадливый… — удивился царь. — Фамилия твоя какая, Фёдор?
— Седов, — отозвался я.
— Седов… Что, ять⁈ — государь позволил себе ругнуться от души. — Седов⁈ Вот прямо Седов⁈
Я промолчал, вцепившись в руль. Это сейчас было важнее гневающегося государя.
— Он не может ответить, ваше величество! — вмешался Иванов. — Он ведь уже всё забыл.
— Вот пусть он, чтоб его роду пусто было, и молчит!.. — рявкнул царь. — Молчи, Фёдор! Слышишь? Молчи!
— Он молчит… — заметил Иванов, тоже, кажется, удивлённый напором царя.
— Вот и пусть молчит! Седов, етить твою, ты хоть знаешь, что мне твой дед наговорил⁈ — проревел царь. — Молчишь⁈ Не знаешь⁈ Да⁈.. Я тоже ещё не все слова узнал, которые он мне сказал! Так что молчи, пока я все не узнаю… Иванов!
— Я! — отозвался опричник.
— Головка от буя! Перезвони, когда руки будут свободны! — пробурчал царь, и в трубке зашумело.
А я поймал в зеркале заднего вида невозмутимый взгляд опричника и как-то сразу успокоился. Этот жук точно знал, что делает. И гнев монаршьей особы его, похоже, не особо волновал.
— Можно открыть уши! — заметил Иванов, обведя взглядом всех, кто сидел в машине.
— Это царь был? — слабым голосом спросила Покровская.
— Не-е-ет! Что вы, Авелина Павловна! — ехидно отозвался опричник. — Это был тот единственный за всё время после падения Речи Посполитой придурок, который решил выдать себя за него!
Новая трель звонка заставила Иванова снова чертыхнуться и ответить, в то время как все остальные, кроме меня, машинально потянулись к ушам.