Стадион в далёком Владимире замолчал. Наш трактир замер в тревожном ожидании. Кто-то даже не выдержал и нетерпеливо произнёс, клацнув зубами об кружку:
— Ну-у-у-у….
А потом два родственника сошлись, обрушив друг на друга десятки плетений, каждое из которых мимоходом стёрло бы меня с лица земли.
Да что там я… Суммарная мощь этих ударов запросто сравняла бы с землёй треть Покровска-на-Карамысе.
К сожалению, смотреть магическим зрением на экран было бесполезно: он не передавал энергетическую картину. Оставалось довольствоваться внешними эффектами плетений. Но и без того я на автомате замедлил время: иначе не выходило угнаться за всем, что происходило на арене.
Рюриковичи двигались очень быстро. Настолько быстро, что даже мне не всегда удавалось уловить их движения. Смещаясь против часовой стрелки вокруг центра арены, они забрасывали друг друга убийственными плетениями, а сама арена понемногу разрушалась: то там, то здесь змеились трещины в земле, куда начинал высыпаться песок.
Огонь, вода, лёд, ветер — и даже пар и дым, возникшие от столкновения стихий… Всё шло в дело в этом жутком и завораживающем бою. Плавился песок арены, мелкая взвесь песчинок вгрызалась в щиты не хуже пескоструйной пилы. Из-под земли то и дело лезли каменные шипы, пытаясь пронзить то одного, то другого поединщика.
Рюриковичи дрались не на публику. Они дрались всерьёз. С искажёнными от ярости лицами, с бешеной самоотдачей, с жаждой уничтожить противника — они расплёскивали по арене древнюю ярость своих предков.
И от её всплесков вокруг творилось что-то страшное. Вспыхивали и гасли защитные чары на броне, принимавшей на себя проскочившие удары. А купол защиты над местом схватки вовсю змеился трещинами. Наверно, двусердые, которые его ставили, сейчас прилагали все силы, лишь бы удержать защищавший зрителей щит.
— Так они и побеждали… — шепнула Авелина, завороженно наблюдая за боем двух сильнейших двусердых. — Так они и откинули назад Тьму…
Тогда, пять веков назад, во времена наших с Авелиной предков, Рюриковичи лично вели свои армии в бой. И вся эта смертоносная яростная мощь обрушивалась на врагов Руси.
Но вот уже более полутора столетий Рюриковичи не ступали на настоящее поле брани.
Почему? Я не знал ответа. И сомневался, что его знает кто-то вне царской династии. Так отчего-то надо было — и так стало. И теперь два Рюриковича, на глазах у всей страны, ежеминутно сжигали десятки миллионов капель теньки, чтобы победить члена собственного рода.
Пол арены рассекали огромные трещины, вокруг плескалась магма, в которую превратились камень и песок. В небо вырастали каменные пики, пробивая вершинами ревущее пламя, воздух, дым и пар.
А потом всё закончилось…
Двоюродный брат царя кувырком полетел к краю арены. Сам царь устремился следом, продолжая наносить удары плетениями, а судья молниеносно вскинул флажок, показывая, что бой завершён.
И государь Руси остановил свой последний удар. С трудом… Но остановил. Плетение в его занесённой руке развеялось, так и не отправившись в цель.
На секунду царь прикрыл глаза, сделал глубокий вдох, другой… А затем открыл глаза, в которых больше не плескалось ни ярости, ни даже злости. Молча вскинул руку кверху, будто помахав зрителям, и двинулся прочь.
И даже не обернулся глянуть на поверженного двоюродного брата.
Исчезая, мигнул потрескавшийся купол над ареной, и к проигравшему Рюриковичу устремилась целая стайка лекарей. А на его доспехе истерично мигал единственный оставшийся артефакт защиты, показывая, что практически разряжен.
Но всё-таки он не успел погаснуть. И на арене в этот вечер никто не погиб.
Ещё мгновение трактир оставался погружён в тишину… А потом взорвался гулом восхищённых и удивлённых голосов. Я откинулся на спинку стула и уставился на остатки еды на столе. Есть не хотелось совершенно.
Хотелось добраться до Владимира, схватить Рюриковича за грудки и спросить:
— Вот где ты был, сволочь такая, когда отродья рвались через границу⁈
Но после такого о возрождении Седовых можно забыть. Как и вообще о дальнейшем обучении, усилении и росте… Рюриковичи поступали так, как считали нужным. И если они считали, что их участие в битвах больше не требуется, значит, у них были на то весомые причины.
Я был дворянином, а не боярином. И не мог требовать ответа с людей, которым обязан был служить.