Стоило дойти до дверей в Княжеское Управление, как путь всей нашей компании преградили трое охранников. Вооружены они были пистолетами, которые начали доставать заранее. И даже показанный Ивановым ярлык не сбил их решительного настроя.
— Голова Управления запретил пускать посторонних! — сообщил старший в охране. — Немедленно уходите!
— Вас не смущает, что я опричник? — удивился Иванов.
— Да хоть сам чёрт! Сказано не пускать! — ответил старший.
— Похвальное рвение… — не скрывая удивления, вмешался Мраморнов. — То есть, для вас приказы головы важнее, чем слово русского опричника?
— Да! — решительно ответил охранник.
— А если вам князь прикажет освободить проход? Тоже не подчинитесь? — Мраморнов изогнул бровь, изображая лицом крайнее изумление.
— Князь… Князя послушаем… — хмуро ответил охранник.
— У меня нет времени на разговоры, — покачал головой Иванов. — Мне очень надо пройти. Слово и дело государево!
— Нельзя! Убирайтесь! — я видел, что охранник боялся.
По тому, как он плотно сжимал губы, как затравленно смотрел на Иванова, как стискивал пистолет… А Иванов, казалось, в первый момент даже решил подчиниться.
Развернулся, спустился на пару ступенек, удивлённо глядя куда-то вдаль…
— Давайте решим вопрос через князя! — в спину ему предложил Мраморнов.
Но у Иванова это было лишь тактическое отступление. В теневом зрении я видел, как он ощетинился жгутиками, разворачивающими какое-то особо мощное плетение. И когда оно уже готово было сорваться вперёд, Иван Иванович произнёс:
— Удивительно, какими смелыми бывают дураки…
А потом развернулся обратно к дверям Управления. И выпустил колдовство.
Ветер — это первое, что я почувствовал. Он ударил упругими струями мне в спину, заставляя на рефлексах замедлить время и раскрыть щиты. И, кажется, все мы — Мария Михайловна, Покровская, Костя — выставили защиту одновременно.
Укрыв заодно и Родиона Мраморнова, который не был двусердым.
Но ветер не грозил нам. Он рвался вперёд, к Управлению, стягиваясь в тугой кулак, который мгновение спустя обрушился на здание.
— Кажется, кто-то забылся! — услышал я крик Иванова, прежде чем всё вокруг потонуло в рёве и грохоте.
Первое, что я увидел — это взлетающих в воздух охранников, которые широко открывали глаза и истошно кричали от ужаса, болтая ногами.
А вслед за ними вверх полетели обломки двери, куски бетона, дерева, стекла, кирпича…
Волна, порождённая Ивановым, рвалась внутрь здания, сметая всё, что встречала на своём пути. А опричник уже двигался вперёд уверенным шагом.
По обе стороны от него рушились стены кабинетов, открывая вид на шокированных работников Управления. Листы бумаги, мелкий мусор, канцелярские принадлежности… Всё это втягивалось в стремящийся вперёд воздушный таран.
Из одного кабинета даже вынесло молодого дьяка, который ещё пару секунд цеплялся за остатки дверного косяка… Однако потом всё же полетел вглубь здания…
Вместе с косяком. Молча и тараща глаза от ужаса.
Мы все спешили вслед за Ивановым и его разрушительным плетением. А оно продолжало собирать свою жатву, неотвратимо двигаясь вперёд и вперёд. И если раньше сквозь Управление пролегал длинный, но узкий коридор, то теперь прямо в здании образовалась широкая просека. Будто после разрушительного торнадо.
И только крыша ещё держалась на несущих стенах.
За Ивановым приходилось почти бежать, так стремительно он вышагивал вперёд. Мимо мелькали лишившиеся стены комнаты, где с ошалевшим видом сидело по десять-двадцать человек, роскошные кабинеты, откуда на нас со страхом смотрели высокие чины…
И даже кладовка со швабрами и моющими средствами, в глубине которой застыли, слившись в поцелуе, молодые мужчина и женщина. Отчего, видимо, и не успели понять, что их уже видно всем подряд…
Хотя шум вокруг стоял такой, что, скорее, они решили, что наступил апокалипсис, и не захотели терять время…
Впрочем, так везло далеко не всем. Мне, например, отлично запомнилась молодая девушка-дьяк, улетавшая куда-то вглубь здания с чашкой чая в руках. Она успела мазнуть по нам большими серыми глазами, в которых плескался ужас, прежде чем пространство между нами заполнили обломки и мусор. Как минимум, психологическую травму она точно заработает. А может, даже и физическую.
Финальным аккордом симфонии разрушения стала задняя стена здания. Её обломки вывалились на широкую улицу, снесли несколько машин — и обвалом перегородили проезжую часть. Ещё и плеснули, будто убийственная волна, на стену здания на другой стороне дороги.