Ветер утих… Стали слышны крики, визг, стоны и ругань. За нашей спиной испуганные сотрудники Управления вскакивали с мест, стремясь убраться подальше. Впереди, в месиве камней, осколков, щепок и бумаги вперемешку со строительной пылью, копошились, пытаясь выбраться, случайные прохожие, водители и пассажиры заваленных машин, пострадавшие работники Управления…
А между ними, в бывшем кабинете, лишённом стен, в скрюченной позе застыл Вениамин Игоревич Травяников. В одной руке он сжимал скомканные листы бумаги, другой тянулся к раскрытому хранилищу… А перед ним стоял утилизатор, так и не успевший втянуть в себя очередную порцию важных документов, когда электросеть, протянутая в стенах здания, вдруг перестала существовать.
— А вот и Веня! — заявил Иванов, отвешивая ему смачный удар в скулу.
— Ай! — тот кубарем полетел по дорогому, но теперь очень пыльному ковру. — Что вы делаете!
— Что я делаю? Я слово и дело государево, Веня! — подскочив к нему, опричник подхватил этого грузного человека за плечо и легко, будто куклу, швырнул обратно в рабочее кресло. — И это тебе надо сказать, что ты делаешь, Веня! И почему я, в итоге, стою здесь!
— Я ничего не делал!.. — заверещал голова Управления. — Ничего!..
— Да? А кто же у нас так постарался, чтобы один чёлн под городом так много людей пыталось скрыть?
— Я ни при чём, это какая-то ошибка! — чиновник сжался в кресле, прикрываясь руками.
Что ему, правда, не помогло. Иванов раскрыл очередное плетение, и в чиновника полетели острые, как иглы, ледяные осколки, неглубоко, но до крови раня и руки, и тучное тело…
Да и, наверно, душу. Обидно ведь, когда тебя наказывают, ещё и в собственном высоком кабинете.
— А-а-а-а-а-а! Прекратите! Прекратите!!! А-а-а-а-а-а-а-а-а! — Вениамин Травяников визжал от ужаса и боли, и непонятно было, что сейчас мучает его больше.
— Где он⁈ — громоподобно проревел Иванов, нависая над чиновником. — Где грек⁈
— Я не понимаю, о чём вы!.. Прекратите!.. — истерично упорствовал несчастный.
Иванов молча схватил его за щиколотку и, хоть Травяников пытался всеми силами поджать её, потянул на себя. Преодолев сопротивление, он вытянул ногу предателя и заставил её разогнуться. А затем, прижав ступню Травяникова к столу, обрушил ему на колено воздушный кулак.
Треск слился с криком горемычного Вениамина Игоревича. Его глаза распахнулись, по щекам заструились слёзы, и он даже попытался потерять сознание… Однако накинутое Ивановым плетение не дало ему этого сделать, приведя обратно в чувство.
А нога, вывернутая супротив нормальной анатомии, бессильно упала со стола.
— Вздумал поиграть, Веня? Думаешь, беспамятство тебя спасёт? — рычал Иванов, нависая над чиновником. — Тебя, суку толстую, ничего не спасёт! Либо ты выкладываешь мне всё, что знаешь! Либо каторга для тебя станет отпуском, придурок! Я буду ломать тебя прямо здесь! Лечить и ломать! Лечить и ломать! Чтобы у тебя не осталось ни одной целой кости, крысёныш! Пока ты не расскажешь мне всё! Даже то, чего не знал!
В ответ Травяников только заунывно завыл, истерично всхлипывая в перерывах.
Иванов вздохнул, налил себе воды из графина, сделал пару глотков… А затем, переведя дух, вцепился в кисть левой руки Травяникова и потянул её к столу. Тот ещё громче заверещал, задёргался, однако сил сопротивляться двусердому не было. До сломанного пальца на левой руке оставались секунды, и предатель не выдержал.
— Я всё скажу! Всё скажу! Не надо! — размазывая сопли второй рукой, запричитал он.
— Такие, как ты, не понимают, пока им не больно! — Иванов всё-таки дотянул руку Травяникова до стола, зафиксировал и, схватив за указательный палец, начал тянуть. — Сколько жизней ты, паскуда, успел походя поломать!..
Когда суставы начали выворачиваться, палец неприятно захрустел. Травяников кричал, визжал, дёргался, пытался вырвать руку, терял сознание, чтобы в ту же секунду прийти себя, и снова ощущал боль…
А Иванов продолжал, пока у предателя не затрещали уже кости. Когда опричник, наконец, отпустил руку Травяникова, палец представлял из себя какой-то ломаный ужас.
— Где грек⁈ — рявкнул опричник, склонившись над несчастным. — Где? Этот? Вонючий? Грек?
— Они на складе! В Заливном углу! — заверещал чиновник.
— Дом! Какой дом, тварь⁈ — не отставал Иванов. — Адрес давай!
— Я не помню! Я не помню! Могу показать! — визжал Травяников.
— Да всё ты помнишь! — взревел Иванов, хватая чиновника уже за правую руку. — Я тебе сейчас помогу вспомнить!
— Улица Перетоков! Дом 21! Не надо! — чиновник забился всем телом, будто его ударило током. — Пожалуйста! Не надо!