Подробности того, что происходило внутри, скрывал искажающий барьер. Такой же был на заборе усадьбы напротив, рядом с которым мы и залегли за поребриком. Кстати, я был уверен, что нас уже давно срисовали, и только мелькавшие поблизости «тайники» спасают операцию от вмешательства соседей.
Всё-таки русское дворянство не было воспитано в духе себялюбия. Общинные корни имелись и здесь. И раз у соседа сложности, надо ему помочь. Тем паче, моя дружина выглядела, скорее, как сборище лихих людей. Просто экипированных и с хорошим вооружением. На таких бывает и со спины не грех напасть.
А вот сотрудники Тайного Приказа — это служивые. И тут надо хорошенько подумать, стоит ли вообще вмешиваться. В любом случае, я надеялся, что всё пройдёт быстрее, чем соседи примут решение. Их помощь что нам, что Гололёдовым оказалась бы сильно не к месту.
Воздух над холмом вздрогнул. Я переключился на теневое зрение и увидел купол защиты, прикрывавший разом три усадьбы: Борщеньевых, Степняковых и Гололёдовых. Вот это было плетение! Сразу три слоя мелких основ, связанных в сложный повторяющийся узор. Это вам не щиты двусердых, выставляемые по случаю. Это исключительная работа недешёвого артефакта.
И по этому куполу с другой стороны холма уже лупили орудия бронемашины. Снаряды выкачивали теньку из артефакта, заставляя его тратиться на поддержание щита. Рано или поздно энергия иссякнет, и плетение порвётся.
Пока же энергии ему вполне хватало. И запрос сотника внутренней стражи, прозвучавший в рации, не удивил:
— Вашбродия, прошу поддержать атаку на щит!
Я принялся сплетать один огненный шарик за другим. Плёл их так, чтобы побольше теньки вложить. Всё-таки у меня вместимость такая, что не каждый артефакт может похвастаться. После кризиса она достигла миллиона капель.
Да эти объёмы не каждому витязю доступны! Жаль, я пока не умел создавать тонкие плетения. Мои основы были ещё чересчур большими, а сжимал я их медленно, да и на это сейчас не было времени. Зато я и вправду мог влить очень много теньки!
Чем и занимался, на глазах у удивлённых дружинников выпуская в секунду до десятка огненных шариков и воздушных лезвий. Шарики размером с кулак бились о большой купол, истощая части узора, отвечающие за огнестойкость. А лезвия, плотные и тяжёлые, просаживали физический урон.
В ответ со стороны забора застрекотали автоматы. Удар на себя, брызнув искрами и мелкими осколками, приняли гранитные плиты поребрика.
— Вот черти! — возмутился Хлебов, поправив защитный щиток на лице.
— Ща гранатами по нам пойдут! — сообщил Свистун. — Вон, крадутся по кустам…
Стоило, наверно, сказать ему «спасибо» за наблюдательность. Я как-то не подумал, что защитники могут и основательно ответить. И тут же принялся плести щиты, перегораживая улицу перед своими бойцами. Щиты были слабенькими, но от мелких летящих предметов защитить могли.
Собственно, они и защитили. Едва я успел загородить пространство перед бойцами и над ними, как первые гранаты из подствольников полетели по навесной траектории. Мои дружинники бросились в перекат, стараясь уйти с траектории…
Но только зря силы потратили. Гранаты падали на щиты и откатывались обратно, в сторону усадьбы. Многие взорвались, конечно, но некоторые всё же вернулись отправителям. Искажённый барьером голос закричал у забора что-то неразборчивое, но явно расстроенное.
А огромный купол, закрывавший нашу цель, уже дрожал мелкой дрожью. Часть плетений осыпалась, лишившись подпитки. Мои шарики буквально на глазах выбивали из единого узора целые сегменты защиты. И я решил предупредить дружину:
— Защита почти пала! Готовьтесь!
— Скажите, как упадёт, ба-арин! — отозвался в рации Слава.
Вообще-то он говорил «боярин», но так спешил и так смутился, что случайно проглотил и звук «о», и «й». Вот и вышло у него вытянутое «а-а». Хлебов ухмыльнулся рядом со мной и подмигнул своим. Те тоже невольно заулыбались. А я еле удержался, чтобы не вздрогнуть…
Тут не было слова «барин». В этом мире и слово «боярин»-то редко употребляли. Вот и не успели сократить. И как так вышло, что, впервые появившись, это слово прилипло ко мне? Магия пространства и подсознания, не иначе.
А что прилипло — я понял по ухмылкам бойцов. Слава, зараза, умудрился выдать мне, со своей торопливостью и забывчивостью, позывной. Протяжное «а-а», правда, звучало непривычно. И уж кем я никогда не собирался становиться, так это Барином.