— Мяф! — презрительно подытожил Тёма и исчез в тени.
А через пару секунд я и сам бы не отказался, прихватив Авелину, последовать его примеру. В щит полетели мёртвые тела, камни, оружие, мелкие плетения… И всё это подвергало жестокому испытанию защиту Дашкова, пока он готовил новый щит, получая теньку от Аркова, Бубна и Разводилова.
Пол у нас под ногами дрожал, с потолка сыпался кирпич и крошка. Защита стремительно продавливалась внутрь, и сильные двусердые уже не справлялись. А сам тёмный по-прежнему оставался в темноте, надёжно скрываясь в её клубах.
— Федя, Авелина! Прикройте! — закричал Бубен.
Я снова притянул к себе жену и закрыл глаза, чтобы лучше ощущать, как бьётся её сердце. А затем постарался отрешиться от всего мира, а особенно от того ужаса, который творился вокруг… И сосредоточиться только на быстром стуке сердца испуганной Авелины.
Сложно сказать, как быстро это случилось. Возможно, я снова оказался в замедлении, и восприятие времени изменилось. Но я вдруг почувствовал, что мы не одни. Совсем рядом, буквально в нескольких метрах, как паровая машина, стучало сердце Седовых, нагнетая и нагнетая теньку. Оно было чуть выше, справа. Метров десять-пятнадцать от нас, не больше.
Где-то на юго-западе я почувствовал маму и младших брата и сестёр. Где-то в сердце города, на землях пандидактиона, я чувствовал сестру. Дядя, злой, шёл куда-то на северо-востоке города. Тенька вырвалась из-под щитов, раскручиваясь всё стремительней и…
Два вихря столкнулись. Вихрь теньки и вихрь тёмного. Столкнулись так, будто оба были вполне себе материальными. Подвал вздрогнул, пространство вокруг нас чуть исказилось… Казалось, что видишь всё вокруг, будто в кривом зеркале.
И в этом зеркале я отчётливо видел парня в стёганке поверх кольчуги. Молодого, лет, наверно, двадцати пяти — но абсолютно седого, аж до белизны. С короткой и тёмной, неровно подстриженной бородой. И весёлыми черными глазами, смотревшими из-под бровей.
Рядом стоял похожий на него мужчина постарше — лет под пятьдесят. Но доспехи были понадёжнее, а одежды и обувь побогаче. И смотрел он уже не весело, а как-то устало.
А за ними появлялись всё новые и новые фигуры, но я не мог их рассмотреть. Все эти люди просвечивали насквозь, отчего детали смазывались. Кто-то был в доспехах, кто-то в старомодных одеждах, кто-то выглядел вполне современно… И все они были похожи…
Они были похожи на меня! На мою мать, на моего дядю, на моих сестёр и брата.
Седовы. От первого из них и до последнего. Их призрачные фигуры шли из тьмы во тьму. А там, вдали, где находилось сердце Седовых, стонали и грохотали перекрытия, обрушиваясь пылью в древний подвал.
А в другой стороне орал тёмный. Орал страшно, надрывно, с подвыванием и ужасом. И именно в ту сторону проплывали призрачные фигуры моих предков. Их молчаливое шествие смывало темноту, что растекалась в подвале, смывало прочь вихрь, что чуть не уничтожил нас…
И только тенька рвалась вперёд серыми хлопьями, будто один поток невиданной мощи. И этот поток смыл всё, даже щит Дашкова, а затем слизнул все светляки, погружая подвал в темноту — самую обычную темноту, которая появляется там, куда не достаёт свет…
Степь… Она раскинулась вокруг нас бесконечным ковром трав. Вокруг меня и Авелины. Я чувствовал, как ногти жены впиваются мне в предплечье, однако не видел ни её, ни себя.
Я видел холм… Древний холм, поросший травой.
На вершине холма стояли двое мужчин. Один — тот самый седой парень, который первым появился в подвале. В той же самой одежде и броне, с измазанным кровью и слизью топором в правой руке. В другой руке, лежавшей на плече его приятеля, он сжимал серое яйцо. И счастливо, как ребёнок, хохотал.
Его приятель стоял на коленях, бережно сложив обе руки вокруг второго яйца. И смотрел он не вниз, на склон холма, заваленный трупами. А вверх, на небо. Оттуда светило яркое летнее солнце, почти скрытое белым облаком. И облако напоминало фигуру, которая будто раскинула в стороны руки, что-то удерживая на них…
Вихрь теньки бушевал вокруг. Огромный, невероятный, до самого неба. Стены этого вихря расходились далеко, на несколько километров. И раздвигали такие знакомые мне по службе на границе тучи Тьмы…
А, следуя за границей этих туч, отползала и чёрная орда отродьев…
А потом я снова увидел подвал под дворцом Дашкова. И самого сиятельного князя, который задумчиво оглядывался, подсвечивая себе светляками. Рядом так же удивлённо осматривались Арков, Бубен и Разводилов.
Мы с Авелиной всё так же стояли на коленях, обнявшись. Рядом по-прежнему без чувств лежал Арсений Булатов. А в темноте кто-то выл. И Дашков продолжал и продолжал выпускать на этот звук светляки. Пока, наконец, метрах в тридцати его плетения не высветили мужчину.