Это был тот самый третий дворянин, которого Арсений не сумел опознать. Тёмный, который нас сюда перенёс с помощью штуковины из кармана.
Его правый бок, правую сторону шеи и лица заливала кровь. А рядом, на камнях, валялось что-то… Я даже не сразу сумел это опознать. А когда опознал, не поверил в увиденное. Потому что давно известно, что нельзя ампутировать чёрное сердце…
А если его всё же вырезать, то двусердый не выживает.
Но у этого тёмного его вырезали.
Вырезали и бросили на пол.
Оставив бывшего носителя живым и даже в сознании. Видимо, чтобы выл об утраченном на весь подвал.
И я бы насладился пафосом момента, но Бубен всё испортил.
— Я же просил просто прикрыть нас, пока новый щит не сделаем! — с нечитаемым лицом проговорил он, глянув на меня и жену. — А вы что сделали?
— Ну-у-у… — за что себя люблю, так это за умение быстро переключаться. — Ну прикрыли же! Можете ставить щит!
— И вам никто не помешает! — поддержала жена.
Её я тоже люблю. Она и не переключалась, она всегда такая.
— Нет, пожалуй… Побережём теньку! — растерянно хмыкнув, заметил Арков. — Нам ещё из этого подвала как-то выбираться.
Будто откликнувшись на его слова, с другой стороны от тёмного вновь затрещал свод потолка… И с неимоверным грохотом обрушился вниз, взметнув новую тучу пыли и крошева.
Зато вместе с ним в подземелье хлынул свет. И в лучах этого света по куче битого кирпича, по осколкам своего бывшего постамента, скатилось серое яйцо.
Оно подкатилось к моим ногам. И принялось мерно стучать в такт с моим сердцем.
— Только не трогайте! — предостерегающе вскинув руки, предупредил Дашков. — Это только Фёдор и Авелина трогать могут!
— Это что, нерукотворный артефакт? — ещё больше растерявшись, хотя, казалось бы, куда уже, спросил Арков.
— Федя, будь добр… Убери его, пожалуйста! — морщась, как от лимона, попросил Бубен. — У меня от него страсть как башка уже трещит. Сейчас мозгами тут пораскину по стенам!..
— В самом деле, Фёдор Андреевич… Вам его стоит хотя бы в сюртук замотать! — тоже скривившись, как от головной боли, заметил Разводилов. — Ваши родичи его в особом коробе носили. Но сюртук тоже сгодится, если он ваш. Голова, честное слово, от этих штук болит жутко… Что от одного яйца, что от второго…
— Так их ещё и два? — не менее отчаянно морщась, удивился Арков.
— Емельян Михайлович, я вам объясню всё потом… — попросил Дашков, держась за лоб со страдающим видом. — Только, прошу, никому не рассказывайте об этом! Кому надо, и так все знают.
— Я под подпиской, считайте… — Арков помассировал виски. — Буду молчать, как рыба.
Я поспешно стянул с себя пиджак и, замотал в него яйцо, бережно прижал к себе. У меня от него голова не болела. Да и Авелина явно чувствовала себя хорошо. Я даже на миг усомнился в том, не обманывают ли меня старшие двусердые.
Нет, Арков, Дашков, Бубен и Разводилов, хоть и уважаемые люди, но теоретически могли соврать — пусть и с неизвестными целями. А вот Арсений, который даже в беспамятстве начал стонать, был прямым доказательством. Остальным от яйца резко плохело.
— Давайте, что ли, выбираться отсюда! — предложил сиятельный князь, а затем оглянулся на бывшего тёмного. — Надо только забрать это орущее тело… И его чёрное сердце.
— Я заберу, ваша светлость! — отозвался Разводилов, направившись к тёмному.
— А куда мы выйдем? — уточнил Бубен.
— В место, где это серое нерукотворное чудовище провело последние тридцать лет… — кивнув на замотанное в мой пиджак яйцо, ответил Дашков. — Там у меня зал со щитами, улавливающими теньку. И там Фёдор Андреевич оставит свой родовой артефакт, чтобы не травмировать мне жителей города…
С этими словами князь сурово посмотрел на меня.
— … А как вернётся из Серых земель и найдёт себе подходящий короб, или такую же комнату сделает, чтобы все вокруг от головной боли не страдали, то пусть и забирает своё яйцо! — закончил он. — А сейчас мы поднимемся из подвалов и узнаем, чем там наверху закончилось.
— Закончилось всё тут, ваша светлость! — не согласился Арков. — Сюда явно закинуло тех, кто стоял близко от помоста. Но их высочеств не зацепило. Во всяком случае… Я их останков не вижу.
Он, Дашков и Бубен ещё раз обеспокоенно огляделись вокруг. А я с Авелиной не стал. Нервы у меня крепкие, конечно… Но снова видеть этот некрополь свихнувшегося мясника очень не хотелось.