— Ну, ты скажешь!
— А что не так-то. Все там будем. А пока слушай да на ус мотай. Денег у нас достаточно, на сберкнижке почти десять тысяч лежит, хорошо успел на тебя все переписать, и вклады и дом с хозяйством, не нужно будет выжидать полгода, сразу хозяином будешь, да фактически и так сам хозяин, а я у тебя живу. Дом продашь, лодку, мотоцикл почти новый, считай еще, как минимум столько же наберется. Да и золотишко тоже денег стоит. Правда сейчас светить им особенно не стоит, но если взять с собой немного, то где-то и когда-то наверняка можно будет что-то да пристроить. Только не бери слитки, от них одни проблемы, а вот перстни, кольца цепочки, всегда можно выдать за доставшиеся в наследство. Монеты тоже в ходу, видел я, как их в скупку сдают. Если конечно не показывать много сразу, а не торопясь, потихоньку. С расстановкой, вполне можно все это пристроить, и заработать на том. А после глядишь сюда вернуться, вроде, как родню повидать, и еще маленько с собой забрать. А ближе к старости детям своим передашь. Может к тому времени и все изментся.
— Ты, что дед, тебе еще жить да жить.
— Сколько бы не прожил. Ты просто слушай, что я говорю и запоминай. Сам знаешь, плохого не посоветую. Профессия у тебя есть, шофером, в любом месте устроишься, но лучше в городе. Конечно жить на природе хорошо, вольготно, но не всегда сытно. Вон глянь на соседей, от зари до зари, то скотина, то огород, тут урожай надо собирать, а тебя на совхозные поля гонят, телка разродилась, глаз-да-глаз нужен, а ты на ферме безвылазно. Света белого не видят, да и денег, как не было, так и нет, а ведь работают с утра до поздней ночи, и дядя Вася, не особенно выпивает, и оба сына вроде как, в передовиках, однако же и достатка особого тоже нет. Ты сейчас пока один, живешь еще неплохо, а женишься, ребятишки пойдут думаешь эти сто двадцать целковых хорошее подспорье?
— Да какое там. И одному-то впритык хватает. О жене и думать боюсь.
— Вот видишь, сам понимаешь.
— А вспомни, к Ивановне сын приезжал. Обычный работяга, токарем третьего разряду на каком-то заводе, восемь часов отбыл и свободен, никто тебя и пальцем не тронет. Однако же, сыт и пьян, как сыр в масле катается, уже и на машину скопил. Все же в городе жить легче, чтобы там не говорили. Деревня, это хорошо приехать, отдохнуть, матери-отцу с урожаем помочь, и обратно с мешком картошки отправиться. А самому, от зари до зари, это не жизнь. Это мне повезло в егерях да охотниках числился, а сейчас, сам видишь и это прикрыли. Хоть и говорят, что все для народа, но почему-то этим народом только власть и называется, и всеми благами пользуется, а все остальные так, стадо приблудное. Кто же знал, что все так обернется-то. А ведь, какие речи красивые толкали, заслушаешься…
…Дед, тихо отошел во сне в ночь на двадцатое апреля 1973 года. Умер с мечтательной улыбкой на лице. Видимо снилось ему, что-то хорошее, потому и решил там остаться. Похоронил я его на местном деревенском кладбище, все как положено. Коммунистом он никогда не был, а крестильный крестик всегда носил, как, впрочем, и я с некоторых пор, хотя церковь не особенно жаловал, да и молитв от него я тоже не слышал. Но раз уж был крещен, решил сделать все по христианским обычаям, поэтому доехал я до Муромцево, и не постеснялся пригласил батюшку, чтобы тот отпел деда, как оно следует канону. Все так и произошло. И сам стоял слушал, и крестился в нужных местах, и народ все это видел и кивал одобрительно.
Но видать, все же злоба и зависть людская не повывелась. Потому как, почти через неделю, перед самыми майскими праздниками, меня вызвали на ковер, для обсуждения моего морального разложения и мракобесия, выразившегося в потворстве языческих обрядов, противоречащих линии партии и народа. Тут еще видимо сыграло то, что по христианскому обычаю, усопшего хоронят на третий день. И этот день выпал на двадцать второе апреля, то есть день рождения Владимира Ильича Ленина. Вот именно на этом, и строили свое обвинение в мой адрес. Тут мол радоваться надо, отмечать великий праздник, день рождения вождя мирового пролетариата, а я в религию ударился, и вдобавок ко всему именно в этот день. И какой я после этого комсомолец⁈
Послушал я этих придурков, а как иначе назвать их, развернулся и пошел на выход. Что-то взыграло во мне такое, что я просто едва сдержал себя, вовремя вспомнив о том, что произошло в моей прошлой жизни, когда я кинулся с кулаками, на такого же начальника, из-за того, что он не отдал мне вовремя телеграмму. Видите ли, план важнее, чем умерший родственник. Здесь было, что-то похожее, и я едва готов был очень на многое. Что теперь, если в этот день родился вождь мирового пролетариата, так и хоронить никого нельзя?