— Отвали! Прокатило твое авто, вот и радуйся, — сказала она.
Благородный титул не помешал Гессу купить у старшекурсника автоматическую иллюзию античной скульптуры для зачета, а уж человека такие «умники», как Рихард, могут создать только в мечтах. Ясное дело, он бесился.
Эйлин не любила тратить драгоценное время на пустые разговоры с теми, кто знает меньше, и в другой день, пожалуй, вернулась бы в аудиторию, подальше от беды. В школе она умела постоять за себя только постфактум, сотни раз представляя досадную ситуацию и переигрывая роли; Эйлин часто проглатывала обиды, хотя в мыслях давала отпор, остроумно унижая противника. Но школьные годы позади, прошлое осталось в другой жизни, и здесь, в сыром коридоре, после провала на последнем в списке осеннем зачете…
— Кого хотела ребенком разжалобить? — продолжил язвить Гесс. — Или о своем мечтаешь? Могу помочь.
— Ты ведь у нас по части мальчиков, — ляпнула Эйлин первое, что пришло на ум, и тут же пожалела.
Рихард оглянулся и, убедившись, что рядом никого нет, толкнул ее к стене. От неожиданности она даже сумку уронила.
— Уверена? — Одной рукой Гесс удерживал ее за плечо. — А может, мне пустить слух про бедняжку Лавкрофт, которая вечно на мели и готова на все ради новых шмоток? — самодовольно протянул он, и вторая рука опустилась на бедро Эйлин.
Она ахнула, пораженная такой наглостью, и залепила ему пощечину, эхо которой гулко раскатилось по коридору.
— Кто тебе теперь поверит? — процедила она сквозь зубы.
Рихард тронул покрасневшую щеку тыльной стороной ладони и тихо сказал:
— Я тебя выживу отсюда, поняла? — а потом резко пригвоздил запястья Эйлин к холодной каменной стене, чтобы не вырвалась, и плюнул в лицо.
Попытка оттолкнуть Гесса не удалась. Откуда только сила взялась у этого недомерка? Рихард буравил ее глазами, будто пытался влезть в голову и убедиться, что до нее точно дошло.
От напряжения, несправедливости, злости на Гесса и пустой коридор она прислонилась затылком к камню, посмотрела вверх, на облако, край которого был виден сквозь стеклянную крышу — и врезала обидчику головой в нос. Неприятный хруст прозвучал музыкой, и Эйлин завершила короткую симфонию ударом — прямо коленом в пах.
Студентам применять магию вне занятий и тренировок запрещено, равно как и рукоприкладствовать, но самозащита — другое дело, так что ее оправдают. Эйлин толкнула согнувшегося пополам Рихарда, и он рухнул на пол.
— Выживи сначала, — ответила она, вытирая рукавом лицо. Вот кто еще мог попасть в такую идиотскую ситуацию? Хотя Рихард вряд ли станет жаловаться: за домогательства его не похвалят. Так что все можно забыть как дурной сон.
Внезапно двери аудитории распахнулись: еще один одногруппник сдал зачет — и Гесс, метнув в Эйлин победный взгляд, громко заскулил, как побитая дворняга. Из расквашенного носа капала кровь, и Рихард вытирал ее локтем, насколько позволяла позиция зародыша.
— За что? — кричал он, тыча в Эйлин скрюченным от боли пальцем. — Сумасшедшая!
Эйлин растерялась от абсурдности разворачивавшейся драмы, и боевой настрой сразу улетучился. Прежняя неуверенность вернулась, в горле пересохло. За нападение на сынка мецената по голове не погладят. И бежать уже поздно: только подтвердит свою вину.
На крики Гесса высыпали студенты — скорее из любопытства, нежели желания помочь. Вперед протиснулся господин Жильбер, вернее, его живот.
— Что происходит?
— Она бросила в меня заклинанием, — стонал Рихард.
— Он врет, — попыталась оправдаться Эйлин.
Господин Зоркин пробрался через толпу и вопросительно глянул на Эйлин. Она развела руками, мол, произошло недоразумение. Но Рихард так стонал, простирая окровавленные пальцы к людям, что ее лепет остался без внимания. Вот вляпалась!
Господин Жильбер распорядился позвать лекаря. Подбородок профессора дрожал от гнева; француз прожигал Эйлин глазами — ждал, видимо, что нарушительница спокойствия зарыдает и бросится вымаливать прощение. Но она лишь пожала в оправдание плечами и промямлила, оробев от плохого предчувствия:
— Я не виновата, Гесс первый начал…
Господин Жильбер поморщился, делая рукой знак замолчать, как будто уже вынес приговор.
— Все ясно, — категорично сказал он.
В этих словах, похоже, заключалось будущее Эйлин. Господин Зоркин любезно согласился проводить ее к ректору, в то время как остальные вернулись на зачет. Наставник не позволил вставить ни слова: читал нотации, укорял в несдержанности и пугал историями о том, как за драки студентов в прошлые годы исключали без разбирательств, независимо от причин. Политика миротворчества, все дела. Именно для демонстрации взаимного уважения дозволено обращаться к профессорам таким безликим словом «господин», а к студентам относятся как к равным. После Мгновенной войны законы стали жестче, хочешь жить в этом мире — играй по правилам…