Укрывались преступления, совершенные гражданами, росло количество жалоб и заявлений об этом. В ход шли шантаж, угрозы, рукоприкладство, злоупотребления по службе. В конечном итоге вседозволенность и безнаказанность привели к многочисленным фактам укрытия преступлений, которые совершали работники милиции.
СЛЕДСТВИЕ
Первые допросы придали уверенности в том, что мы на правильном пути. Постовые наряда на станции метро «Ждановская» начисто отрицали факт задержания Астафьева. Опознания, очные ставки, изучение изъятых документов... Постепенно прояснялась картина...
На службу постовые заступили в 1(> часов. Как это делали не раз, занялись грабежом задержанных. Пока еще на свои деньги Мерзляев купил вина. Закуску отобрали у доставленного в комнату милиции пьяного пенсионера, получившего в этот день в магазине праздничный заказ. У троих любителей спиртного, которых привели в комнату милиции чуть позже, забрали деньги, и Мерзляев только успевал бегать в магазин. Вскоре опьяневший Масохин заснул в одном из подсобных помещений. Оствльиые продолжали «нести службу».
По свистку Воротилиной за очередным «карасем» побежали Лобов и Емешев. Такого «улова» у постовых со «Ждановской» еще не было.
— Это «комитетчик», — на ходу бросил Лобов Мерзляеву, поспешавшему к ним на помощь, и подмигнул, показывая на коробку с обувью, которую держал в руках Астафьев. Внештатный сотрудник тут же рванул ее к себе и забросил в подсобное помещение.
В комнате милиции Астафьева затолкали за барьер и приступили к личному обыску, преодолевая силой слабое сопротивление задержанного. Астафьев пытался убедить пьяных блюстителей порядка в том, что он — офицер и сам предъявит содержимое своих карманов. Особое раздражение постовых вызвал отказ отдать служебное удостоверение сотрудника КГБ. Астафьева начали бить... После очередного резкого удара (в живот и потом — ребром ладони по шее) Вячеслав Васильевич потерял сознание.
«Ну а что вы сделали с ним потом?» — именно этот вопрос мы задавали четверым подозреваемым, которые к исходу дня уже не отрицали, что, превысив власть, избивали задержанного. Все они твердили одно: «Потом мы его отпустили». Лобова, Емешева, Лозу и Масохина арестовали.
Да, трудным он выдался, этот первый день расследования обстоятельств гибели Астафьева, но самый главный сюрприз ожидал меня вечером.
В кабинете одного чиновника, к которому зашел по делу, сидели несколько незнакомых мне мужчин, в том числе полковник внутренних войск. Заверив, что рады познакомиться со мной, присутствующие предложили выпить вместе с ними. Ничего, кроме удивления, это предложение не вызвало, и я, сославшись на то, что сейчас не время для застолья, ушел.
«Говорить или не говорить об этом Запорожченко?» — только об этом думал я, собираясь уезжать домой. Вспомнив наш разговор о взаимном доверии, решился.
— Да, ситуация интересная. — Олег Дмитриевич задумался. — Знаешь, домой тебя проводят мои ребята. Так будет спокойнее.
Тут же договорились, что, если наше предположение о возможной провокации не подтвердится, лишнего шума поднимать не будем.
У подъезда меня ожидали двое. Перекрывая вход, они всем своим видом демонстрировали агрессивные намерения. Позже я не раз думал: на что они рассчитывали? Не знаю, но думаю, что между нами могла начаться как минимум перепалка, как максимум — драка... Подоспела бы милиция, и я «в нетрезвом состоянии» оказался бы там, где искали встречи со мной... Комментарии к остальному, как говорят, излишни. От расследования дела меня бы отстранили, а как бы повел себя другой следователь в эти первые и самые трудные для судьбы дела дни — кто знает?
А тогда я остановился в растерянности. Из автомашины вышли сопровождавшие меня работники КГБ.
— Мы надеемся, товарищ может пройти? — спросил один из них.
Последовала пауза. Двое угрюмо посторонились.
— Идите спокойно и, главное, не волнуйтесь, завтра мы за вами заедем.
На этом мы расстались. Но насколько спокойной была для меня эта ночь, догадаться нетрудно.
Наступивший день успокоения не принес. Изучение изъятых документов, анализ складывающейся обстановки позволили прийти к выводу о том, что мы столкнулись с процветавшими в московской «подземке» преступлениями. Но главным было то, что эти преступления систематически укрывались. Стало понятно, что разоблачение происходившего в столичной милиции может быть подобно взрыву, что заинтересованные лица предпримут все возможное, чтобы на первоначальном этапе расследования, когда доказательства еще расплывчаты и до истины далеко, нейтрализовать следователя и тех, кто работает по делу вместе с ним.