Ни тогда, ни после мы так и не смогли установить, кто же передал ему по рации требование о задержании «Волги», какие автомашины ГАИ преследовали нарушителей еще от городской черты. В журнале постов ГАИ значились десятки «Волг», зафиксированных при их проезде по дорогам после 22 часов. Десятки, но не та, которую мы искали. Только позже, когда обвиняемые начнут рассказывать всю правду, выяснится, что при выезде из города, когда они на развороте чуть не опрокинулись в кювет, два офицера ГАИ жезлом потребовали остановиться. Именно потому, что в машине был избитый до полусмерти Астафьев, сидевший рядом с шофером скомандовал: «Жми!» В заднее стекло увидели, что их собираются преследовать две спецмашины с мигалками. Но — почему-то все обошлось.
Теперь многое становится понятным. Утром 27 декабря нашли Астафьева. Через несколько часов узнали, кто он, и после этого невидимая, но могущественная рука заставила молчать и скрывать от нас правду десятки должностных лиц.
А тогда, оценивая собранную информацию, мы думали: неужели Масохин и другие лгут, оговаривая своего же товарища по службе? Многое могла прояснить очная ставка. До сих пор я жалею, что ее не записали на видеопленку.
Гейко несколько испуганно поглядывал на Масохина, ожидая, как потом выяснилось, что тот расскажет, как он пил на службе. Но услышал он другое. Потупив голову, Масохин монотонно излагал, как Гейко вывозил избитого Астафьева.
Реакция Гейко была неожиданной. Вскочив со стула, он упал на колени и закричал:
— Товарищ следователь, миленький, я же отказался!
Столько отчаяния и мольбы было в его голосе, что мне стало не по себе.
— Я видел его еще вечером... Тот, один из них, которого зовут Николай, ну, плотненький такой, он еще часто рассказывает, как служил десантником, показывал мне удостоверение и хвастался, что задержал комитетчика. Я тогда выпил с ними полстакана водки и увез в вытрезвитель двух пьяных. А потом видел того мужика еще раз. Он лежал за барьером и хрипел. Я же сразу понял, что с черепом не в порядке. Они и этот старший лейтенант просят: мол, вывези его. Что тебе стоит? И выбросишь... Налили стакан коньяка. Нет, говорю, братцы, шалишь, я же знаю, что это комитетчик. Как вы здесь с ним разбирались, так и расхлебывайтесь. Отказался я, поверьте мне...
Масохин на Гейко не смотрел. Было видно, что он подавлен происходящим, допустил оговор и психологически не выдерживает хода очной ставки. Лицо его побледнело, руки дрожали. Тупо уставившись в одну точку, он молчал. И тут я интуитивно понял, что он сломался. Такую ситуацию называют «моментом истины». Срочно вызвал конвоира. Гейко увели. Ставлю стул прямо напротив Масохина. Мы рядом.
— Николай, подними голову. Подними.
— Не могу.
— Николай, ты прежде всего человек, как бы ни был ты виноват, но страшно оговаривать невиновного. Согласен?
— Да! — выдавил из себя глухо.
— Николай, это была «Волга»?
— Да.
— Какого цвета?
— Черная.
— Кто приехал на «Волге»? Коля, кто приехал на «Волге»?
Масохин медленно поднимает голову. Ох как он смотрел на меня! Смертельная тоска была в его взгляде. Теперь я вижу, как дрожат у него губы. Выговорить он не может.
— Ба... Ба... Ба...
— Коля, кто это был? Ты должен сказать правду, как ни тяжело, но должен.
— Ба... Ба... Ба... Нет! Не могу! — Он почти кричит.
Но я уже догадался, хотя и не до конца верил такому повороту событий.
— Коля, это был Баринов?
Масохин кивает головой.
— Если можно— воды...
Стакан ходуном ходит в его руке, зубы стучат по стеклу, вода по подбородку стекает на одежду.
— Если можно— еще...
Постепенно он успокаивается. Расслабился так, как будто свалился с него тяжелый груз.
— Вы сейчас будете писать?
— Если ты не возражаешь, да. Потом будет труднее.
— Хорошо.
Масохин взял себя в руки. Рассказ его был подробным и последовательным.
Когда он понял, что удар, нанесенный Пановым, делает положение совсем печальным, то позвонил дежурному по отделению:
— Ребята грохнули комитетчика.
— Господи, какого? Того, что задержали?!
— Его.
— О, идиоты! Ничего не делайте, я ищу начальство.
В тот вечер начальник 5-го отделения милиции отдела по охране метрополитена Баринов находился на больничном. Дома не сиделось, съездил в больницу, сделал перевязку и заехал к коллеге по работе. Распили бутылку коньяка, потом вторую. О художествах подчиненных во время службы был осведомлен отлично — сам иногда грел на этом руки. Поэтому постоянное ожидание какого-нибудь ЧП не покидало Баринова ни на час. Собираясь домой, позвонил дежурному по отделению и услышал одну из самых неприятных за все годы службы новостей. Дал команду ничего не предпринимать, вызвал служебную автомашину и помчался на «Ждановскую».