Выбрать главу

Джим Браун

Точка разрыва

Тогда

глава 1

Грязь ударялась о крышку его гроба, а Уайти Доббса одолевал смех. Совсем не весельчак по натуре, он и сам был удивлен тому, что в такой ситуации продолжал хихикать, даже слыша глухие удары. Вначале гроб сильно вздрагивал, но затем осел, и звук стал удаляться, постепенно переходя в неясный шум, который становился все слабее, слабее, пока не наступила тишина.

Тихо, как в могиле.

На сей раз он громко расхохотался, сотрясая тишину, царившую вокруг, но звук его голоса волной ударил ему в грудь, напоминая об ограниченности пространства. Уайти зажал руками рот, чтобы удержать смешок, проклиная себя за потерю бдительности.

Приди в себя. Не трать понапрасну кислород.

С неуверенностью новорожденного юноша исследовал свой тесный мир. Голова покоилась на тонкой подушке; мертвенно-белые волосы касались стенок гроба. Ступни находились в нескольких сантиметрах друг от друга. Подбитые тканью и кружевом боковые стенки слегка давили на плечи. Небольшое пространство над головой. Это все, что было отведено телу… его телу.

И как только смерть примиряется с таким положением? Должно быть, отлично. Никто раньше не жаловался.

Стоило бы предложить высечь на воротах кладбища Перкинсов: «Восемьсот погребенных – и ни одного недовольного». Смех снова прорвался наружу, сдавливая горло, мешая дышать, захлестывая, как рвотная масса. Он старался удержать его, но подавился, фыркнув.

Терпение, терпение.

Он моргнул, чтобы убедиться, что глаза его открыты. Мрак. Самая непроглядная тьма, какую ему доводилось когда-либо видеть. Хотя разве можно видеть темноту? Он протянул руку к крышке гроба – она нависала в нескольких сантиметрах, совсем неразличимая… но такая непостижимо близкая. «Нет, я не вижу ее, а значит, ее нет», – решил он. Так легко обмануть себя в темноте.

Или сойти с ума.

Смешок.

Терпение.

Несмотря на некоторое неудобство, он сумел протиснуть правую руку в карман джинсов. Его пальцы скользнули по гладкой деревянной рукоятке ножа. И с этим прикосновением к нему вернулось самообладание. Не все так плохо, вовсе не все так плохо. Ему было всего лишь семнадцать, но он уже сталкивался с настоящим страхом лицом к лицу. Он смотрел в его налитые кровью глаза, чувствовал его зловонный дух.

Ха, все было не так уж плохо.

Он вытащил нож из кармана, нежно ощупывая его контуры пальцами, как мужчина, ласкающий грудь женщины. Мысленно он следил за своими движениями, как будто видел рукоятку вишневого дерева, покрытую кроваво-красным лаком, с хромированными шариками по бокам. На рукоятке была небольшая плоская кнопка.

Он нажал на нее.

Клик.

Флип.

Клик.

Флип.

Не лучшее развлечение, если слеп и заключен в гроб, как мертвец, но он не испытывал волнения. Он хорошо был знаком с этим лезвием.

«Как подросток со своим членом», – сказал бы его отец. Хотя вряд он сказал бы так, узнав, что сын не умер, но похоронен по собственной воле.

Смешок.

Это молниеносное лезвие было его лучшим другом, защитником и наставником. Оно никогда не причиняло ему боли. И может быть, когда все закончится, он закатит ему настоящий пир, даст ему почувствовать вкус нахальной и испорченной богатенькой дурочки. Была в колледже одна изнеженная дрянь, на которую он одно время положил глаз. Может быть, она будет следующей? Да, точно, следующей.

Он громко захихикал.

Интересно, они уже ушли? Где же они, эта четверка его новых друзей? Закончили? Нет, яма была очень глубокой, около двух метров. Они, наверное, еще наверху. Он просто больше их не слышал. Потеют себе, сбрасывая всю эту грязь в могилу. Он подумал о них – этих детишках богатых родителей, в дорогих ботинках и с пятидолларовыми стрижками, роняющих свой пот на его могилу.

А чем же он был занят, пока эти неженки работали, занимались физическим трудом, наверное, первый раз за всю свою жизнь? Да ничем.

Просто лежал здесь по соседству с червями, безмолвный и неподвижный, как настоящий мертвец, в то время, как ребятки все еще … живы.

Он больше не мог сдерживаться – смех выплескивался волнами.

Джон Эванс бросил последнюю лопату земли на свежую могилу, после чего разровнял поверхность обратной стороной. Трое остальных стояли в молчании. Несмотря на то, что они работали по очереди, все четверо смертельно устали. Джон достал носовой платок из заднего кармана, промокнул лоб и посмотрел на небо, с которого уползали последние красные щупальца заходящего солнца.

Его двоюродный брат Мейсон достал пиво из охладителя и припал к банке.

– Чертово дельце, – сказал он, сделав большой глоток и рыгнув. – Чертово дельце.

– Проклятие! Я не могу поверить, что мы сделали это, – заметил Клайд Уоткинс. – На самом деле мы это сделали.

Клок спутанных рыжих волос упал ему на лоб. Он рукой откинул их назад.

– Мы? – Мейсон фыркнул. – Черта с два. Почти все время работали я и Джон.

– Эй, разве я не помогал? – Клайд счищал грязь со штанов.

– Ты только скулил всю дорогу.

– И что? Конечно, я же не привык рыться в грязи, как свинья. Пристрелите меня, – он выпрямился, разгладил рубашку тыльной стороной ладони и улыбнулся. – Я должен сохранить себя для женщин.

– Пошел ты, – сказал Мейсон. Он взглянул на могилу-холм и нервно рассмеялся: – Пошел ты.

Натан Перкинс присел на откидной борт грузовика, зажав руки в коленях. Его глаза, выглядевшие огромными из-за толстых стекол очков, не отрывались от свежего холма земли.

– Ты в порядке? – спросил Джон.

Натан кивнул, поправил очки на переносице. Его рука дрожала.

– Неужели нужно было хоронить его так… понимаешь, так глубоко?

– Метр восемьдесят. Не больше, не меньше, – ответил Джон, передергивая плечами и потирая затылок.

Мышцы так и дергало от боли. При росте в метр восемьдесят восемь, широкоплечий, Джон Эванс был довольно внушительной фигурой. Однако стоя здесь, на вершине холма Хокинса, глядя на раскинувшийся внизу, как россыпь звезд, низвергнувшихся с небес, город Чёрная Долина, он чувствовал себя довольно ничтожным.

Джон сердито утаптывал своими тяжелыми ботинками коричневую поверхность могилы.

– Черт, не могу поверить, что сучий потрох там внизу, – сказал Натан.

Мейсон Эванс усмехнулся, блеснув зубами в сумеречном свете:

– Все правильно, он там внизу. Ты можешь побиться об заклад своей потной задницей.

Мейсон сложил руки рупором:

– Как там внизу? – прорычал он в могилу.

– Ш-ш-ш… – Натан опасливо покосился на холм земли.

– Что? – с вызовом бросил Мейсон, брызгая пивом и слюной. – Боишься, что сукин сын нас услышит? Плохой Уайти Доббс выберется наружу и поймает тебя?

Он рассмеялся, оглянувшись в поисках поддержки. Но Джон слишком устал, его мысли сплелись в клубок смущения и гнева. Клайд просто пожал плечами и улыбнулся.

Джон наблюдал, как их постепенно охватывала ночь, как медленно наступала темнота, удлиняя тени и рассеивая фиолетово-пурпурные краски.

– Может, это была не такая уж блестящая идея, – сказал Натан, теребя воротничок своей рубашки.

Потом он облизнул пересохшие губы.

– Я о том, что хорошего из этого выйдет? На что мы можем надеяться?

– Эй, мы все в этом участвовали, и ты согласился, – Мейсон для пущей убедительности ткнул в него пивной банкой. – Ты согласился. И все мы.

– Понятно, понятно, но, видишь ли… если папа узнает, что я нес гроб, он меня убьет.

– Он никогда не узнает, – уверил его Клайд, говоря с той убедительностью, которая всегда придавала вес его словам, даже если он порол несусветную чушь.

Клайд положил руку Натану на плечо.

– Кроме того, если он и впрямь убьет тебя, готов поклясться, что он сэкономит на бальзамировании.

Мейсон оглушительно расхохотался. Натан улыбнулся.

Джон Эванс ничего не сказал, скрестив мощные руки на широкой груди. Джона мало что могло взволновать, еще меньше он боялся чего-либо. И все же… Джон скользнул взглядом по вершине холма Хокинса. Темнота медленно, но неотступно ползла к ним снизу из ельника Дугласа.