— Спасибо за откровенность, — сказал после небольшой паузы Викторенко. — Но вы знаете, не я подписывал контракт с вашей фирмой и не я решаю, строить десятый комплекс или не строить. Кстати, не знаете ли вы примерную стоимость газового комплекса?
— Почему примерную? Я знаю точно: наш газовый комплекс стоит двадцать пять миллионов.
— Спасибо. Больше у меня вопросов нет.
Переводчица размотала оренбургский платок и тут же сняла с головы пыжиковую шапку. Тряхнула головой, рассыпая легкие волосы по плечам.
— Татьяна, позвольте вас поблагодарить за хороший перевод.
— Спасибо! — Женщина вспыхнула от удовольствия.
— Я, собственно, приехал предупредить вас, — сказал с льстивой улыбкой Перра, — что работа во втором цехе застопорилась. Неприятно сообщить об этом, но я должен. Главный инженер Тонкачев знает. Заболел наш лучший сварщик Жабо. Заменить его сейчас некем.
— Но вы обязаны сдать второй цех в срок. Это обусловлено договором.
— Договор договором, но бывают и уважительные причины… Вы мне поверьте… Такого сварщика не найти… Будем надеяться, что Жабо через неделю поправится… Жабо облетал со мной почти полмира… Я знаю его класс работы!
— А если я предложу замену? — спросил Викторенко. — Есть у меня сварщик.
— А он справится? Я не подпишу документ о сдаче цеха, если работа меня не устроит.
— За Монетова я ручаюсь!
— Он сможет приступить завтра к работе?
— Попробую с ним связаться.
— Чем быстрее ваш сварщик появится у меня в конторе, тем будет лучше, — французский инженер деланно улыбнулся. — Мне придется устроить ему маленький экзамен. Иначе я не смогу доверить… Оборудование нашей фирмы… А вас, Иван Спиридонович, прошу встретиться с Тонкачевым и объяснить ему мою точку зрения. Я повторяю, я боюсь необдуманного шага. Боюсь гибели людей. Война и без того принесла много горя… Нам, французам, и вам, русским!
— Я попробую поговорить с Юрием Ивановичем. Но согласитесь, что сохранить для страны двадцать пять миллионов золотом — это большая удача!
— Мы прощаемся с вами, — перевела кареглазая женщина. — Месье Мишель Перра ждет вашего сварщика.
— До свидания, товарищ Викторенко, — старательно подбирая слова, сказал по-русски французский инженер.
— До свидания!..
Викторенко оцепенел от удивления. Крепко зажмурил глаза и, выждав мгновение, снова открыл их. Наконец поверил, что не ошибся. Перед ним стояли его хлопцы. Словно и не расставались.
В Медвежье он вызвал одного Монетова, а заявились Гордей Завалий со своим плотницким инструментом и лучковой пилой, Касьян Лебедушкин и Славка Щербицкий. Телеграмма не объясняла, что произошло в Медвежьем, и ребята приняли ее как сигнал о помощи и отпросились на работе на несколько дней в счет будущего отпуска.
Золя Железкина об отлете узнала в последний момент. Упросила ребят взять ее с собой — она давно хотела навестить подругу в Медвежьем. Сейчас, перед дверью в кабинет, девушка смущенно остановилась и сказала, что зайдет к Викторенко позже. И тут только растерялась: зачем она прилетела? Как расценит ее прилет Викторенко? Девушка едва удержалась, чтобы не расплакаться.
В щелку незакрытой двери ей удалось увидеть Викторенко. Ей показалось, что он состарился, лицо стало строгим, четко очертились скулы, пропала припухлость щек. Золя сразу поняла, что у него нет женщины: рубашка не отглажена, узел галстука сбит в сторону, хотя в Игриме на встрече комсомольского отряда он выглядел аккуратным. Может, это Юля постаралась? Иван Спиридонович у Лебедушкиных ночевал тогда. Золя видела, как Викторенко взволнованно обнимал парней, крепко жал им руки.
Ребята стояли в новых геологических куртках. В теплых меховых шапках. А рядом баулы с рабочей одеждой.
Преодолев смущение, Золя наконец решительно вошла в кабинет. Иван на мгновение замер, а потом, ни о чем но расспрашивая, приподнял девушку от пола и весело расцеловал в обе щеки.
— Так какая работа мне предстоит, Иван? — спросил глуховато Николай, вмешавшись в завязавшийся ничего не значащий разговор.
— А тебе, Николай, придется показать французским товарищам, что ты умеешь. У них заболел сварщик. Будешь варить вместо француза.