Мамору не договорил, тяжело сглотнув комок в горле. Он скользнул руками на талию Усаги, крепче сжал в её объятьях и устало уткнулся носом в изгиб плеча. Губы Усаги задрожали: она опять напортачила и расстроила Мамору. Какая же она глупая!
— Нет, вовсе нет! — горячо зашептала она; положив ладони на его пальцы, она изо всех сил сжала их. — Это я ужасная эгоистка! Я знаю, что ты учишься, ты работаешь, и то время, что мы проводим с тобой вместе — это роскошь в твоём расписании. И мне ужасно стыдно, что я даже на секундочку допустила такие мысли!
— Значит, она сказала это лично тебе, — усмехнулся Мамору, и Усаги стыдливо зажмурилась: всё-таки он раскусил её. — Но в чём-то она всё же права: я слишком мало говорю, что люблю тебя.
— Всё, что ты можешь сделать — это уже слишком много.
Усаги извернулась в его объятьях и ласково погладила Мамору по щекам, скользнула ладонями на шею. Широко улыбнувшись, она прижалась лбом к его лбу и прикрыла глаза, наслаждаясь этим мгновением покоя.
— Но недостаточно, — Мамору невесомо коснулся губ Усаги и отстранился, заставив её разочарованно выдохнуть. — Значит, пора это исправить.
Усаги вопросительно посмотрела на него, не понимая, что могли значить эти слова. А Мамору, хитро улыбнувшись, вдруг неожиданно потянул её на себя, увлекая на ковёр, и в мгновение ока оказался над ней, нависая сверху. Смущённая Усаги не знала, что и сказать, но Мамору и не собирался давать ей слова.
— Когда мы вместе, даже если я молчу и ничего не говорю, каждым своим действием, я говорю, что люблю.
В подтверждение своих слов он губами коснулся нежной шеи, провёл влажную дорожку поцелуев до ключицы, заставив Усаги судорожно вздохнуть и вцепиться в его плечи: что-то подобное между ними происходило впервые, и эти ощущения казались входом в их персональный рай.
— Видишь? — Мамору приспустил лямку платья, которое он не так давно купил ей: сумасшедшие деньги, однако её улыбка, её неподдельная радость стоили того. — Я плохо изъясняюсь на словах, но в каждое своё действие я вкладываю свою любовь к тебе.
Поцелуи, словно шаловливые крылья бабочки, запылали на обнажённой коже, а все чувства обострились и концентрировались там, где пальцы Мамору касались Усаги: они словно были везде, вызывая пожар во всём её существе, заставляя выгибаться навстречу Мамору.
Когда от платья остались лишь воспоминания, а искусные пальцы коснулись запретного места, Усаги задрожала, зажмурившись, от переполнявших её эмоций. Мамору был везде: в мыслях, перед внутренним взором, на кончиках пальцев — даже в ней, и это опьяняло не хуже вина, которого однажды ей довелось попробовать.
— Я люблю тебя, слышишь? — его бархатный голос звучал то ли у уха, то ли на краю сознания. — И буду любить всегда.
Мир как будто взорвался перед Усаги, когда пальцы Мамору задели особо чувствительную точку внутри её тела. Сведя бёдра, она неосознанно сжала его руку ногами, и до крови прикусила его плечо, с которого слегка съехал в сторону ворот футболки. Негромко рассмеявшись, Мамору крепко поцеловал её, заглушая протяжный стон.
— Никогда больше не слушай глупых девчонок, Оданго, — негромко заговорил он, когда волна экстаза схлынула, и к Усаги вернулось адекватное восприятие мира.
— Не буду, — она прижалась к нему, поморщившись от того, как затвердевшие соски врезались в плотную ткань бюстгальтера.
— Надеюсь на это, — добродушно усмехнулся Мамору.
Его ладонь скользнула за спину Усаги, потянула за замочки бюстгальтера, освобождая её от неприятного давления в груди. Второй рукой Мамору ласково погладил Усаги по бедру и закинул женскую ногу себе на талию.
— Ну что, продолжим?
========== Я люблю тебя ==========
…помнишь, я обещала тебе ждать, Мамо-чан?
И я жду. Я верю и знаю, что ты вернёшься. Однажды эта щемящая пустота внутри исчезнет в один миг, когда я открою глаза и вновь увижу тебя. Мы обнимемся, и всё будет как прежде — вместе навсегда, единым целым, в дальнейшее наше совместное будущее.
Знаешь, надо мной любят все подшучивать или издеваться прямым текстом, что я не дождусь. Что у меня не выйдет сохранить тебе верность, что однажды я сорвусь и изменю тебе, пусть и не со зла. Мне жаль, что у них такие длинные злые языки. Пусть я плакса, пусть эгоистка, нюня, глупая и неуклюжая — но это не мешает мне ждать тебя.
Не верь им. Я никогда не смогу изменить нашей любви, даже по глупости или случайно — я не такая идиотка, как кто-то может вдруг подумать. Мы прошли через столько боли, мук и страданий, столько вытерпели и вынесли — рука об руку, бок о бок — что жизнь просто обязана подарить нам счастье в будущем. Я всегда сражалась за это — не за глупое прошло, а за наш путь, за то, что нам предстоит пережить.
Галаксия убила тебя на моих глазах — я вдруг так отчётливо это вспомнила, что чуть не задохнулась от боли и ужаса. И сейчас, стоя перед её массивным золотым троном, глядя в холодные пустынные глаза и видя, как за её спиной мерцают кристаллы хранителей всех планет вселенной, среди которых отчётливо выделяется твой — золотой… Я продолжаю верить и ждать.
Ты вернёшься ко мне. Я верну тебя. Ведь я безумно тебя люблю.
========== Шрамы ==========
…если подсчитать все те разы, когда Такседо собственным телом закрывал Сейлор Мун от физических атак врага… Его спина должна быть испещрена шрамами: как старыми — от ледяной атаки Зойсайта или когтей Фиоре, — так и новыми, которые он, несомненно, получал раз за разом, защищая Сейлор Мун. Усаги знала о них и, водя пальцами по спине спящего Мамору, старалась не вспоминать о прошлом, однако каждый раз, стоило ей коснуться очередного бугорка, память подкидывала невесёлые картинки.
— Это всё неважно, — сказал как-то ей Мамору, когда Усаги однажды вскользь упомянула об этом. Целуя тонкие пальцы, он ласково улыбнулся, глядя Усаги в глаза: — Главное, чтобы ты была жива и здорова. Я лучше переношу боль.
— Это важно, — вздохнула Усаги. — У нас всех, конечно, высокая степень… Этой, как её? — она рассеянно щёлкнула пальцами. — Да, регенерации. Но, знаешь, получать их — всё равно больно. Да, они затягиваются, но пока заживут, это сколько времени нужно.
Мамору покачал головой и, притянув Усаги к себе и устроив её на груди, ласково поцеловал в макушку.
— Я хорошо умею лечить, — попытался отшутиться он, но Усаги всё равно насупилась и ткнула в очередной светлый шрам на его груди, оставшийся после нападения Фиоре. Или то был след от атаки Зойсайта?
— А это ты мне как объяснишь?
— А это меня латал не я, — ловко парировал Мамору, добродушно усмехаясь. — Один раз Металлия, второй — Фиоре. А из них целители как из меня балерина.
Усаги фыркнула, но, не выдержав, всё же рассмеялась, представив своего благоверного в балетной пачке.
— Знаешь, я бы посмотрела на тебя в обтягивающем трико, — она широко улыбнулась, стараясь держаться непринуждённо, но румянец смущения всё равно окрасил её щёчки.
Мамору театрально закатил глаза.
— Как будто ты там чего-то не видела.
Звонкий смех снова раздался в комнате. Не уставая улыбаться, Усаги крепко обняла Мамору, щекой прижимаясь к крепкой груди; она довольно зажмурилась, когда Мамору легонько подул ей на макушку, а ладонью погладил по обнажённой спине.
— Люблю тебя, — выдохнула Усаги, целуя тонкий шрамик на его груди.
— И я тебя, — Мамору щекотнул кожу на её пояснице, и Усаги коротко хихикнула. Однако в миг снова стала серьёзной и, выгнувшись в его руках, заглянула в глаза:
— Обещай, что в следующий раз больше так делать не будешь. Пожалуйста, — шёпотом добавила она. — Я каждый раз так переживаю.
— Я не могу обещать, потому что могу не сдержать обещания, — честно ответил Мамору. — Но я постараюсь, чтобы таких ситуаций было как можно меньше.
— Чтобы не было вообще, — коротко и улыбнулась Усаги и крепко поцеловала Мамору, заверяя таким негласным способом их неписанный договор.