Пять человек вскинули руки.
– Молодцы, – сказал он. – А теперь для всех, кто не знает что это. В одна тысяча семьсот двадцать втором году произошел крупнейший пожар за всю историю нашего города. Дело в том, что дома тогда были, в основном, деревянные, а поэтому пожароопасность была очень большая. И однажды, губернаторский писарь, ночью, что-то писал у себя в комнате. Никто до сих пор не разобрался, что именно он там писал. Так вот, когда он там что-то писал, он случайно, а, может, и не случайно, уронил свою свечу. Да уронил так, что занялся пожар, унесший жизни всей «верхушки» городского управления и еще, по разным подсчетам, от трехсот, до пятисот жизней. Напомню, что в то время в поселении на месте нашего города проживало всего семь тысяч человек.
Он сделал паузу.
– После этого в городе наступила смута. Так как городского управления не стало, никто не понимал, что же теперь делать. И тогда, кто-то решил устроить скачки прямо по городу. Люди подхватили эту идею, она стала лейт-мотивом жизни горожан. В конце концов все, понемногу, стали забывать о трудностях градоуправления. Но длилось это все недолго. Через, примерно четыре месяца такой жизни в город был прислан новый губернатор, по фамилии Трепин, который, первым же своим указом повелел поставить свою резиденцию, в здании которой сейчас располагается гостиный двор, прямо посередине этих дорожек. Местные жители были против, но они его не волновали. Он пожелал, чтобы «его» город превратили в подобие его семейного герба. Он повелел сделать эти дороги полноценными улицами, да такими, чтобы они были широчайшими в городе, а также сделать три точно такие же, чтобы они были перпендикулярны первым трем, – он указал на доску. – И чтобы эти улицы имели центром его резиденцию. Приказ был исполнен, но в итоге, после нескольких, скажем так, спорных его решений, его свергли. Правителя свергли, а улицы остались.
Прозвенел звонок.
Vll
Весь вечер я провел в предвкушении. Я представлял, как должно пройти мое завтрашнее «посвящение».
Мне вспомнились глаза Жени, когда он увидел меня в том злополучном свитере, который я, придя домой, любовно повесил на спинку стула. Нашивка на левом рукаве топорщилась и была обращена прямо ко мне. В полумраке, царившем в комнате, роза ветров, изображенная на ней, напоминала мне большой глаз, неотрывно следящий за мной. Меня передернуло, и я отвернулся. Мысленно я вновь вернулся к Жене. Мне запомнилось мое тогдашнее состояние – это были гордость, злорадство и что-то еще. Что-то, чему я не мог дать названия. Это чувство я, доселе, еще не испытывал. Я перевел взгляд на окно. В небе плыло исполинских размеров облако. Взглянув на него, я прозрел. Чувство собственного авторитета. Вот как называлось то, что я тогда испытывал. Чувство того, что я стою выше кого-то, что я весомее кого-то. При мысли об авторитете мне на ум пришла картинка: я иду в окружении «банды», а прохожие, увидев нас, разворачиваются и идут в другом направлении, либо идут мимо, опустив глаза. Мне вдруг представилось, что я иду один, без остальных членов банды. Иду по трехлинейке в том самом свитере и люди, завидев меня, опускают глаза или отходят. Сразу же, вслед за этой картиной, ко мне пришла мысль: «Чтобы к тебе относились также как к ним, ты должен быть как они». Я вспомнил драку. То побоище близ стадиона, когда я увидел WScrew в действии.
Драться я абсолютно не умел. Я, конечно, смотрел фильмы с Джеки Чаном или Джетом Ли, но в реальной драке мне бы это вряд ли помогло. А они ведь бывалые костоломы! Одна мысль о том, как они тогда бились с японцами, приводила меня в ужас. Даже если против меня выйдет только один и будет бить вполсилы я, едва ли смогу дать ему отпор. По мере визуализации своих представлений о завтрашнем дне, у меня по телу начал бежать холодок. Я прямо-таки чувствовал, как бьется мое сердце. Оно, казалось, готово было выпрыгнуть из груди и ускакать в неизвестном направлении.
В голове картинки сменяли друг друга с бешеной скоростью: толпа толчков и японцев идут друг на друга, драка, превращающаяся в свалку, как к толчкам приходит подкрепление и врезается в толпу японцев и, наконец, как японцы, поверженные, уходят зализывать раны. Мне вспомнились их лица в тот момент: у кого-то текла кровь, кто-то, постанывая, волочил одну ногу, кто-то держался за бок. Меня передернуло. Но, вслед за этими образами мне на ум пришло следующее: я, со всей силы толкающий ногой амбала, идущего на Даню. Тот тогда, приземляясь, сшиб еще одного. Это меня немного успокоило. То есть, теоретически, я смогу кого-нибудь побить, если буду в состоянии стресса. Теперь бы придумать, как себе такое состояние организовать…