Мне осталось жить два часа.
А что должен чувствовать человек, идущий на казнь? Кто-то когда-то мне сказал, что в какой-то книге детально описывались чувства, которые переживает человек, которого ведут на эшафот. Вот только там в конце выяснилось, что его не казнят и он тратил нервные клетки попусту. У меня же такой перспективы не было. Хотя, если при них кинуть зигу, то они, возможно, будут бить послабее? Нет, глупость.
В раздумьях я бился где-то с полчаса. А затем, к моему величайшему удивлению, пришло глубокое умиротворение. Мне вдруг стало абсолютно наплевать, что будет через полтора часа, как сильно меня будут бить и что сделать, чтобы они это делали слабее. Просто плевать. Я сел на стул и откинулся на спинку. Я смотрел перед собой. Просто смотрел. Глаза в расфокусе, в голове пустота. Красота, да и только.
Из забытья меня вырвал телефонный звонок.
– Алло, – поднес я трубку к уху.
– Ты там что себе думаешь? – спросил Юра.
– А что такое?
– Нас тут уже поубивали всех, а ты там валяешься!
– Я не валяюсь, я сижу, – рассеянно ответил я. – Подожди, что?
– Да я шучу. Выходи, мы тебя ждем у бара. Встречаемся чуть раньше.
Я глянул на часы. Они показывали шесть десять. Ничего себе «чуть раньше»! Я молниеносно натянул черный подарочный свитер и, не надев куртку, вышел из квартиры. Возможно, в последний раз.
lV
У бара стояли все толчки, какие только есть. До меня только сейчас дошло, что абсолютно всех я видел только один раз – когда впервые пошел на футбол. Их было человек двадцать с чем-то. И все в белых футболках.
Я остановился за углом. Мне было видно всех, кто был у бара, но они меня видеть не могли. Я вытащил из кармана телефон и, нажав на контакт: «Мама», написал сообщение: «Мам, привет. Я прогуляюсь немного. Буду где-то через часа полтора».
Когда я подошел к бару, сразу раздался голос Юры:
– Каспер, последнего дождались!
И тогда на трибуну вышел Каспер. В роли трибуны выступали ступеньки, ведущие в бар, который сейчас чернел выключенным светом.
– Итак, – провозгласил Каспер, у которого странно оттопыривались карманы. В каждом было по какому-то цилиндру. – Вы все знаете, куда и зачем мы идем. Вы все знаете, за что мы сражаемся. Мы здесь живем, мы здесь работаем, мы здесь учимся. Это наш город, так давайте отстоим его! Не буду скрывать – не все сегодня вернутся домой. Но вспомните, ради чего все затевалось полтора года назад? Все вы пришли сюда добровольно и исключительно по собственной воле шли за мной все это время. И сейчас я даю Вам выбор. Те, кто не хочет идти туда – не ходите. Вас никто не осудит. Я не буду держать на Вас зла. Ну, а тех, кто пойдет за мной отстаивать честь Вест Сайда, «Юного Итринца» и всего Хеймсфальска, я прошу поднять руки!
Вверх взметнулось несколько рук. Затем еще, и еще, и еще. Подняли все. Не струсил никто.
– Я в Вас не сомневался, – сказал Каспер чуть дрогнувшим голосом.
Сказав это, он сошел со ступенек и пошел в сторону Третьей Городской улицы. Было уже темно, поэтому людей на улице не было. Мы шли за Каспером. Он, выйдя на улицу, достал из правого кармана один из цилиндров. Он стоял к нам спиной и я увидел его номер. Это был номер 66. Каспер повернулся к нам. В руке он держал красную трубку.
– Ну что, ребята, – сказал он и вытащил из одного конца трубки веревочку с кольцом на конце. – Помирать – так с музыкой!
И он с силой дернул за это кольцо. Из трубки с шипеньем вырвалось красное пламя.
– Давайте, кто знает «Контрольный»? Вместе! – он развернулся и пошел вперед. Мы шли за ним.
– А мы затя-а-а-нем на всю, – запел Каспер.
На второй строчке песни к нему присоединились все. Мы дружно гремели, да так, что звук наших голосов отражался от стен домов:
– Улицу ку-у-у-плет знакомый
Чтобы все понимали вокруг
Несколько человек бэк-вокалом: «Чтобы понимали».
– Чтобы знали кто мы, чтобы знали, кто мы.
А мы поста-а-вим на всю
Улицу трек с юных лет контрольный
Чтобы сразу понимали вокруг
Снова несколько человек: «Чтобы понимали».
– Чтобы знали кто мы, чтобы знали кто мы!
– Э-эй! – заорал Каспер на всю улицу, когда мы допели. – Народ, вставай! Поднимайся! Ребята идут за тебя сражаться!
Мы понимали и не осуждали его. Фальшфейер в его руках догорел и он, в негодовании, отбросил его. Но вытаскивать новый он не торопился. Он развернулся к нам и теперь шел спиной вперед. Вдруг он заорал: