Люди озерного города Эсгарота большей частью сидели дома, так как с темного востока дул холодный ветер (УХ.156).
Убрав из описания Востока определение черный, переводчики обрывают связь этого эпизода с ВК и снижают его до простого сообщения о погоде, в то время как здесь подразумевалась характеристика земли, откуда дул ветер.
Ни одно обсуждение геополитического значения корректировки Востока и Запада в тексте Рахмановой с целью устранения возможности ошибочного их восприятия как субъектов политики, а не обычных сторон света, не будет полным без взгляда на карту, которая сопровождала ее перевод. В первом издании 1976 года (затем часто переиздававшемся) карта была перерисована Михаилом Беломлинским, чьи иллюстрации к «Хоббиту» многими признаются классическими. Роза ветров на карге Беломлинского показывает Север наверху, что общепринято на современных картах. Однако на первоначальной карте Толкина наверху был Восток, как это принято на картах гномов. Изменение Беломлинским ориентации розы ветров создает политическое изменение в географическом местоположении событий, которое согрело бы душу советского цензора. Согласно карте Беломлинского, Бильбо и Компания путешествовали на север, а не на восток. На карте Беломлинского Хоббитон находится в левом нижнем углу (юго-запад), а Одинокая гора в верхнем правом углу (северо-восток) (см карту на с 7575). Кое-кто пытается доказать, что это изменение — просто ошибка, вызванная тем, что у Толкина гномы именно так размещали розу ветров. Хотя подобная трактовка и допустима, корректировки Востока и Запада в тексте Рахмановой доказывают, что цензоры не возражали бы и против корректировки розы ветров по политическим соображениям. Однако если эта причина существовала, то она сыграла с ними злую шутку, когда в 1984 году вышел армянский перевод с иллюстрациями Беломлинского, само собой, включавший и карту с измененной розой ветров76. В Армении политические обвинения того периода выстраивались не по линии Восток и Запад, а по линии Север (Советский Союз) и Юг (Армения). Карта Беломлинского отлично соответствует политической игре в чтение между строк на армянский манер.
Выбрасывая слово Запад из перевода, Рахманова одновременно ухитрялась вписывать в него имя Божье. Все пустые эвфемизмы Толкина в восклицаниях удивления и досады, такие как:
"Good gracious me!" (H.1 9),
"Dear me!"(H.19),
"Good gracious heavens" (H.118),
"Good heavens!" (H.96, 125),
"Good Gracious!" (H.200),
"Bless me!" (H.284),
"goodness only knows" (H.78),
"heaven knows" (H. 118),
"goodness knows" (H.I 74)
превратились в переводе Рахмановой в:
"Боже милостивый" (Р Х1976.10, 104, 111, 172, 250, X2002.10, 79, 84,129,184),
"Бог мой!" (Р Х1976.10, X2002.10),
"Боже милосердный!" (Р Х1976.84, Х2002.65),
"бог знает" (Р Х1976.65; Х2002.51)
"бог весть" (Р Х1976.66, Х2002.52),
"один бог знает" (Р Х1976.103, Х2002-79),
"а то бог знает" (Р Х1976-150, Х2002-113).
У Рахмановой не было никакой необходимости последовательно использовать набор выражений, упоминающих Бога, там, где Бог эксплицитно не представлен в оригинале. Другие переводчики нашли множество приемлемых альтернатив. Анонимный переводчик и Грузберг употребили выражения, в которых упоминается Бог, при переводе фраз "goodness only knows", "heaven knows"&"goodness knows", но, в отличие от Рахмановой, они не превратили это в систему.
Но Рахманова не ограничивалась эвфемистическими восклицаниями. В некоторых местах она добавляла Бога уже без всякого основания. В V главе ("Загадки во тьме"), когда рассказчик повествует о прыжке, который Бильбо совершил через голову Голлума, в версии Рахмановой это выглядит так:
Для человека такой прыжок был бы не бог весть как труден, но ведь это был ещё и прыжок в неизвестность (Р Х1976.81, Х2002.бЗ).
В оригинале Толкина же говорится: "не такой уж гигантский прыжок для человека, но прыжок в темноту" (Н.93). Только анонимный переводчик присоединился к Рахмановой в дорисовывании Бога в этой картине: "Не бог весть какой это был прыжок".
В XVI главе ("Ночной вор"), когда Бильбо и Бомбур говорят о Торине, Рахманова вкладывает в уста Бомбура следующее:
Упаси бог, чтобы я осуждал Торина, да растёт его борода беспредельно (Р Х1976.222, X2002.164).
Бомбур Толкина, говоря о Торине, не упоминает Бога. В оригинале это предложение гласит: "не то чтобы я осмелился прекословить Торину, да отрастет еще длиннее его борода" (Н.254). И в этой же главе, где описывается возвращение Бильбо после того, как он отдал Аркенстон Траина Бэрду и Королю Лесных эльфов, о веревке, оставшейся висеть на месте, рассказчик Рахмановой говорит: "Верёвка, слава богу, висела там, где он [Бильбо] её оставил" (Р Х1976-226, Х2002.1б7). Рассказчик Толкина не говорит ничего о Боге или о благодарности ему. В оригинале эта фраза звучит так: "(…) но была уже почти полночь, когда он [Бильбо] вскарабкался наверх по веревке — она все еще висела там, где он оставил ее" (Н.258). Ни один другой переводчик не испытал потребности вставить в этих местах в текст Бога.
Рахманова была опытным переводчиком и хорошо чувствовала тонкости языка. При желании она легко могла бы включить слова запад и восток и избежать использования набора выражений, содержащих Бога. Для остальных переводчиков это не составило труда. В тот период, когда она создавала свой перевод, слово Бог было больной мозолью для советских редакторов и цензоров. Оно никогда не писалось с прописной буквы, кроме как в начале предложения. Вышеприведенные цитаты из перевода Рахмановой 1976 года хороший тому пример. В издании Рахмановой 2002 года слово Бог уже везде писалось с большой буквы.
Людмила Брауде, признанный русский переводчик скандинавской литературы, рассказывает историю77 из советских времен о том, как религиозные русские писатели и переводчики, не имея другой возможности отразить свои взгляды в создаваемых произведениях, вынуждены были выстраивать фразы таким образом, чтобы слово Бог всегда было первым в предложении и писалось с прописной буквы. Цензоры же, наоборот, старались перефразировать предложение так, чтобы слово Бог оказалось в середине и не писалось с большой буквы. В этих условиях использовать набор выражений, содержащий слово Бог, было чревато неприятностями, и все же Рахманова решилась на это. Она могла бы пойти по пути наименьшего сопротивления и употребить другие выражения, имевшие тот же самый смысл, но без Бога. Варианты остальных переводчиков, у которых не было необходимости играть в прятки с цензорами, ничуть не страдают от отсутствия подобных словосочетаний. Ключ к успеху тактики Рахмановой состоял в том, что это был перевод, и цензору, который не знал английского, в качестве оправдания использования слова Бог достаточно легко было привести аргумент: "именно так сказано в оригинале". Учитывая ее профессионализм и высокий уровень мастерства переводчика, последовательное использование Рахмановой набора выражений, содержащих слово Бог, в качестве перевода пустых эвфемизмов Толкина, и при переводе предложений, вообще в оригинале не содержащих эвфемизмов, доказывает, что она делала это намеренно, преследуя заданную цель.
Дракон Smaug
Маленькая дымодышащая фигурка внезапно обнаружила их присутствие
(H.206).
Толкин пишет, что Смаугу "в качестве имени, — или, скорее, псевдонима — досталась форма прошедшего времени древнегерманского глагола smugan, "протискиваться в дыру": филологическая шуточка низкого пошиба" (L.31), относящаяся к эпизоду, когда компания рассматривает карту Горы, и Гэндальф объясняет, что дракон не мог бы воспользоваться потайным ходом в Нижний Ярус, "поскольку ход слишком мал для него".